Тем не менее, когда я добралась наконец до дома, было уже совсем поздно. Один из полицейских решил подвезти нас на Ист-Сайд в своей патрульной машине, и первой подбросили меня.
— Ты в самом деле хорошо себя чувствуешь? — спросил Джулиан, когда я уже взялась за ручку дверцы.
— Ничего такого, с чем не справится «неоспорин», — уверила я. — М-м… кстати, спасибо тебе. Меня еще ни разу в жизни не спасали.
— Знаешь, я предпочел бы, чтобы этого не случилось.
— Да, конечно. Неудачно пошутила… — Я помялась. — Прости, что причинила тебе беспокойство. В смысле, я правда сожалею…
— Я вовсе не это имел в виду, — мягко ответил он. — Будь осторожнее.
Что значит его «будь осторожнее»?
— Ты тоже, — отозвалась я и выбралась из машины.
Она тут же покатила по Семьдесят девятой улице, свернула направо на Лексингтон, чтобы через одиннадцать кварталов подъехать к дому Джулиана.
Разбудил меня звонок. Трезвонил телефон. Спросонок я нашарила на прикроватном столике «Блэкберри», вдавила зеленую кнопку:
— Алло?
Звонки, однако, не прекратились. Вероятно, городской телефон.
Я выбралась из постели, прищурилась на часы. Шесть тридцать утра. Какому дьяволу я понадобилась в такую рань? Я даже еще толком не соображала. И где этот телефон? Верно, где-то в гостиной. Мы почти никогда им не пользуемся.
Наконец я смогла поднять трубку, сонно буркнув:
— Алло?
— Это Кэтрин Уилсон?
— Слушаю вас.
— Это Эми Мартинес из газеты «Нью-Йорк пост». Как я понимаю, минувшим вечером вы явились участницей инцидента в Центральном парке, случившегося с владельцем фонда «Саутфилд ассошиейтс» Джулианом Лоуренсом?
Трубка выскользнула из руки и брякнулась об пол.
Вскоре мои пальцы уже порхали над клавиатурой, набирая сообщение:
«Джулиан, звонили из „Поста“. Что мне им сказать? Позвони мне. Я не знаю твоего номера. Кейт.
P. S. Мне очень, очень неловко».
Через минуту позвонил мобильный.
— Кейт?
— Джулиан! Я очень извиняюсь…
— Не говори чепухи, тебе вовсе не из-за чего извиняться.
— Ты был прав: надо было его просто там оставить. Я сглупила. Как-то не подумала, чем тебе все это отольется.
Он шумно вздохнул:
— Кейт, это совершенно несущественно. Я в состоянии снести пару наскоков прессы.
— Ты же терпеть не можешь публичности.
Тишина в эфире.
— С чего ты так считаешь? — наконец спросил он.
— Ты никогда не появляешься в газетах, никогда не даешь интервью. А теперь мне вдруг звонит дамочка с «Шестой полосы» и строит бог знает какие предположения…
— Успокойся, милая. Что ты ей сказала?
— Ну-у… Я сказала: никаких комментариев, — пробормотала я. — Разве не так мне следовало ответить? В смысле, я никогда еще не общалась с газетчиками.