Пока божественный теплый суп наполнял мой нервный желудок, я рассматривала его руки. Длинные загорелые пальцы были испещрены мелкими шрамами – никакого кольца я не заметила. Трудолюбивые руки, которые, я не сомневалась, были такими же грубыми и сильными, как и раньше. Я подавилась вышеупомянутым супом – из прекрасно обжаренной летней спаржи – в тот момент, когда представила себе эти руки на моём теле.
Даже сидя за столом, я могла с уверенностью сказать, что его мускулистое тело сильно изменилось. Грудь стала шире и рельефнее. Благодаря загару его оливкового цвета кожа переливалась при мерцании свечей, а угловатые черты лица казались более рельефными. Мне хотелось подойти к нему поближе и в то же время отодвинуться подальше, чтобы побороть желание прильнуть к нему и вдохнуть запах его кожи. Несмотря на то, что так много в нем изменилось, мне жутко хотелось узнать, пахнет ли его кожа так, как раньше.
В итоге всё моё внимание вернулось к его глазам. Эти юношеские искорки всё еще мерцали во взгляде, хотя он уже был старше и мудрее. Кроме тех случаев, когда она смотрел на меня. В эти моменты в его взгляде читалась полная безучастность.
Когда вы думаете о примирении, то обычно в голову приходят какие-то счастливые моменты. Крепкие объятья, обмен новостями радость от того, что увидели этого человека снова. Но Марчелло выглядел каким угодно, только не счастливым от того, что увидел меня. Хотя, по правде говоря, я не могла винить его.
Я не могла отогнать от себя мысль о том, что он старательно избегал смотреть на меня. Его тело было полностью обращено к рядом сидящей ошеломляющей подруге.
Я застонала от тающих во рту гноччи [итальянские клёцки – прим. пер.], и это был единственный раз, когда он непроизвольно взглянул на меня.
– Черт побери, это просто нереально вкусно.
Марчелло повернулся и уставился на вилку, которая исчезла у меня во рту вместе с очередным кусочком. Его взгляд замер на моих губах, пока его пассия не отвлекла его, взяв за руку, и вернула его внимание обратно к беседе.
Всего было уже слишком. Слишком много вина, слишком много пасты, слишком много милых мерцающих огоньков над головой, слишком много теплой атмосферы, слишком много великолепных, талантливых тридцати-с-чем-то-летних людей с их милым и эксцентричным тщательно продуманным поведением по отношению к сидящим напротив, слишком много напряжения и безусловно, слишком много прошлого, которое свалилось на мою еще не привыкшую к разнице во времени и убежденную в том, что весь мир остановился, милую маленькую голову.