В третьем письме она предполагала, что мне все же нужно какое-то время побыть одной, но если одиночество – именно то, что мне нужно, тогда я могла бы спокойно уехать в домик на Кейпе, где, если только я сама не захочу, никто бы меня не потревожил. Более того, если я хотела одиночества, то, бога ради, почему я выбрала именно Рим, кишащий туристами в летний период?
Четвертым и последним письмом она хотела сказать, что готова дать мне полную свободу, что она и папа в любом случае продолжают меня поддерживать, но ради всего святого, могла бы я ответить на их письмо как сделала бы любая прилежная дочь.
Она была права. Я бросила все и сбежала, и тогда меня совсем не волновали их чувства. Я быстро напечатала письмо, обещая, что со мной всё будет в порядке, я уже освоилась, и да, как только они установят скайп, то я бы очень хотела сделать видео звонок.
Я подчистила всю остальную почту, накрасила ногти лаком цвета «Красный Рим» – очень символично – а затем продолжила портить маникюр, подумывая о том, чтобы взять мольберт и спуститься наружу во двор.
Я уже испробовала различные материалы, большей частью это были цветные карандаши и пастель, но в свой второй визит в магазин я приобрела новенькие акриловые краски и несколько великолепных кистей. Не зная, что же именно я собиралась написать, и переживая, что у меня не было практики длительное время, я решила не покупать холст, а пока начать с чего-то менее дорогого, например, с плотного картона. Какую-то его часть я купила, а кое-что подобрала на улице. Если вы хотите воплотить какую-то идею, концепцию, да что угодно, то в качестве холста сгодится даже обычная коробка из-под обуви.
Я закрепила все на дешевом купленном мольберте, и поставила все это в углу гостевой комнаты, ежедневно рисуя там всё, что приходило в голову. Я изображала как свет падает на крошечную веранду, рисовала урны, стоящие на углу, которые я могла видеть из окна, в общем, я рисовала всё, что попадалось на глаза, чтобы руки привыкли держать кисть.
Сегодня мне было необходимо выйти из дома, чтобы больше не думать о том, примет ли Марчелло мои извинения. Так что я собрала все свои инструменты и направилась во двор, пытаясь точно определить цвет вьюнка, каскадом спускавшегося с балконных горшков.
К десяти я подобрала цвет.
К обеду я благополучно нанесла пурпурный цвет, изображая бугенвиллеи, растущие рядом с вьюнком.
К двум я нарисовала целый цветник, еще пару на другой стороне улицы, мостовую под ними, небо сверху, а затем задумалась о том, чтобы снова начать рисовать урны, потому что в голову пришла мысль, что он уже не позвонит. Или не напишет.