Горькая улыбка едва обозначилась на усталом лице и сразу же погасла. В самом деле, весёлого было мало. Он вспомнил растерянное лицо жены, её испуганные глаза, безвольно опущенные руки. Простоволосая, босая, она стояла среди толпы вооружённых людей в ночной рубашке и даже не замечала этого. Что-то теперь с ней?
Пётр Поликарпович тряхнул головой, решительно направился к двери. Крепко стукнул кулаком.
Квадратное окошечко тут же открылось.
– Чего стучишь? – послышался недовольный голос.
– Скажи там своему начальству, пусть поторопятся. У меня дел много. Некогда тут долго прохлаждаться.
– Нам не положено ничего передавать.
Окошечко захлопнулось. Пётр Поликарпович снова постучал.
– Меня обещали вызвать! Я тут что, до утра сидеть должен?
Ответа не последовало.
– Я товарищу Лупекину буду жаловаться! Если сию же секунду ты не доложишь…
Дверь внезапно распахнулась.
– Ну чего вы кричите? Следователи сейчас все заняты. Лягте вон, поспите. До утра есть время. А днём тут спать не положено. В шесть часов подъём.
– Какой подъём? Я утром домой поеду. У меня послезавтра областная конференция, доклад нужно готовить. Я писатель. Пеплов! Слыхал о таком?
Красноармеец переступил с ноги на ногу, протяжно вздохнул.
– Слыхал. Вы ещё партизанили. Я вас в нашем клубе как-то видел. Вы там знатно говорили.
– Вот и молодец! А ты что, давно тут служишь?
– Недавно. Вы это… уж потерпите до утра. Нельзя мне с вами тут… У нас с этим строго. Могут и турнуть. Хотите, я вам воды принесу?
– Ну, давай, – сказал Пётр Поликарпович. – А ты не можешь спросить там, чего хотят-то от меня?
– Нет, не могу. На то есть следователи. Тут много разного народу бывает, кажную ночь привозят. Всех сперва допрашивают, а после…
– Что, отпускают? – не выдержал Пётр Поликарпович.
Красноармеец словно бы запнулся, бросил быстрый взгляд и ответил с расстановкой:
– По-всякому бывает. Иных увозят в городскую тюрьму, а в основном все здесь сидят.
– Но кого-то ведь и отпускают? – подсказывал Пётр Поликарпович.
– Этого я не знаю. Откуда мне знать? – буркнул красноармеец. – А воды я сейчас принесу. Это можно…
Через минуту в кормушке показалась большая алюминиевая кружка, до краёв наполненная прозрачной, пахнущей железом водой.
– Спасибо, браток. – Пётр Поликарпович бережно взял кружку и стал жадно пить. Вода была жёсткая и невкусная, но это уже не имело значения. Вдруг вспомнились партизанские тропы, как они глотали пригоршнями мутную болотную воду, делали в консервных банках мучную болтушку на этой воде и заедали похлёбку диким чесноком без соли и без хлеба. И всё казалось вкусным и единственно правильным. Одно слово: молодость! Всё нипочём, и любое дело по плечу.