Первой закосела многодетная мать, Татьяна Алексашина. Уже ночью стрелки приближались к той самой поре, когда из всех щелей начала вылезать нечистая сила, - Татьяна стала материться по-черному, громко стучать по столу и петь одну и ту же, набившую оскомину песню "Ромашки спрятались, поникли лютики". Но с песней она не справлялась, срывалась, из глаз ее лилась мокреть: видать, эта песня была сочинена про нее, бедолагу... Хозяйке дома, младшей Петрачковой, Татьянино мычание надоело, и она, морщась брезгливо, подошла к Олегу Лановскому:
- Выведи ее! А то она мне всю квартиру своими соплями испачкает.
- Сейчас! - Лановский готовно поднялся со стула.
Но Татьяна Алексашина уходить не пожелала, ей это вообще показалось обидным.
- Водка-то на чьи деньги куплена? - прокричала она в лицо Наталье. Отдай мне мои деньги, и я уйду!
Наталья даже ответить не успела, как к Алексашиной подскочил мгновенно вскипевший Свист, заполыхал, зафыркал, будто чайник на газовой конфорке, и ударил Татьяну кулаком в лицо. Потом ударил еще раз. Татьяна упала. Ее подхватили за ноги и потащили, как куклу, на кухню. Свист шел следом и продолжал бить Алексашину ногами. Да все по голове, по голове, по лицу. Никто даже не думал остановить его. Наталья Петрачкова поморщилась:
- Все, сортиром в квартире запахло. Она нам все изгадит. Волоките ее не на кухню, а на улицу. Пусть там проспится.
Свист, Лановский и молодой их помощник Гришка Курганов выволокли Алексашину на улицу, дотащили до лесопосадки, проходившей неподалеку от дома и бросили.
В час ночи Курганов обеспокоенно проговорил, обращаясь к Свисту:
- Надо бы посмотреть, что там с этой коровой происходит... А?
Многоопытный Свист согласился с юным приятелем.
По дороге Курганов подобрал серый силикатный кирпич, здоровенную такую дуру...
- Зачем? - спросил Свист.
- Вдруг пригодится, - туманно отозвался Курганов.
Алексашину нашли сразу, она лежала в кустах без сознания; в темноте белели широко раскинутые ноги, из черного разбитого рта вырывался тяжелый хрип. Свист произнес с удовольствием:
- Живучая, курва!
- Женщины живучи, как кошки, - знающе подтвердил Курганов. - Это известно всем, - он оглядел широко раскинутые ноги Алексашиной и сладко поцецекал языком: - А не кинуть ли нам в бой застоявшегося коня? - Курганов выразительно похлопал себя по ширинке.
- В таком виде не употребляю, - гордо отказался Свист.
Курганов сдернул с Алексашиной трусишки, пристроился к ней бочком... Затем, закончив дело, взял в руки кирпич и, подкинув его для ловкости, несколько раз врезал им Алексашиной по голове. Та перестала хрипеть. Свист действия напарника одобрил: