У нас впереди целый вечер и вся ночь, и спешить совершенно некуда, поэтому я позволяю себе минутную слабость, которая накатывает слишком стремительно, чтобы я успел подготовить хотя бы один здравый аргумент «против».
В конце концов, чем больше я распалю сейчас свою малышку, тем больше она расслабится в постели. Поверить не могу, что я все-таки выдержал эти двадцать дней, хоть потребность нарушить запрет возникала каждый раз, когда мы с малышкой оказывались наедине.
Я выдержал эти двадцать дней ради нас. Не потому что испытываю удовольствия от самоистязания и уж точно не из-за отсутствия желания иметь нормальный секс. Я давал Тане шанс передумать, увидеть меня трезвым взглядом и понять, что, возможно, ровесник подходит ей больше. Давал шанс уйти, чтобы она не жалела, что, поддавшись импульсу, отдала свою девственность совсем не тому парню.
Глядя на то, как тонкий свитер натягивается под напором ее твердеющих сосков, я почти уверен, что хрен бы куда ее отпустил.
— Дым… - несмело выдыхает мое прозвище, и я придвигаюсь к ней всем корпусом, опираюсь лбом в дверь у нее возле уха.
Рука сама поднимается вверх, указательный палец неторопливо очерчивает тугую вершинку поверх одежды. Туман пытается повернуться ко мне, тянется для поцелуя, но я выразительно толкаю ее от себя, заставляю смотреть вверх, показать мне свою тонкую шею и дрожащую под светлой кожей натянутую струну вены.
— Когда ты сегодня будешь совсем голая в моей постели… - Я еще не сказал ничего такого, но моя малышка перебирает ногами и трет коленями. – Я обязательно возьму в рот твои соски.
Она стонет – тихо, сладко, невинно и порочно одновременно.
— Прикушу их зубами…
Туман втягивает живот, шепчет, словно заклинание, мое имя.
— И буду сосать до тех пор, пока ты не кончишь только от этой ласки.
Она срывается: я теряю момент, когда перестаю контролировать ее жесты, и малышка едва не врезается в меня, пытается обнять. К счастью, на этот раз я ловлю ее руки и выдерживаю расстояние между нами. Малышка зло топает пятками, а меня все это невероятно заводит и веселит одновременно.
— Ты моя маленькая злюка, - улыбаюсь прямо в ее бледное от негодования, и, одновременно, пылающее от возбуждения лицо. – Сначала распаковывать подарки. Потом ужин, потом все остальное… может быть.
Она издает такой боевой звук, что я поражаюсь, как до сих пор не оглох от собственного хохота.
Глава тридцать третья: Таня
Этот мужчина совершенно невыносим.
И невыносимо совершенен.
И еще он просто офигенный красавчик, особенно когда хохочет. Его строгому хищному взгляду невозможно сопротивляться, но его улыбка – она из разряда «увидь раз – и умри, потому что ничего красивее ты все равно больше не увидишь».