— Простите меня, братья и сестры, Бога нет, и я больше не могу вас обманывать. Не могу, — вдруг навзрыд проговорил он, а затем прямо закричал: — Вы понимаете, не могу!
Ропот возмущения прокатился по толпе. Вперед отстраняя отца Петра, вышел Коган.
— Вы понимаете, товарищи, как трудно это признание далось Петру Аркадьевичу, бывшему вашему священнику, он мне сам признался, что думал об этом уже давно, но не знает, как вы к этому отнесетесь.
— Так же, как и к Иуде! — крикнул кто-то из толпы. Но Коган сделал вид, что не услышал этих слов, и продолжил:
— Вот и молодой церковнослужитель Степан думает так же, и это закономерно, товарищи: им, молодым, жить при коммунизме, где нет места церковному ханжеству и религиозному невежеству, — и он подтолкнул побледневшего Степана вперед. — Ну, молодой человек, скажите народу слово.
Отец Петр, как бы очнувшись, понял, что он не подготовил Степана и должен сейчас что-то сделать. Подойдя сбоку, он шепнул ему на ухо:
— Степка, отрекайся, расстреляют, ты молодой, потом на исповеди покаешься, я дам разрешительную.
К нему повернулись ясные, голубые глаза Степана, полные скорби и укора:
— Вы уже, Петр Аркадьевич, ничего не сможете мне дать, а вот Господь может мне дать венец нетленный — разве я могу отказаться от такого бесценного дара? — и, повернувшись к народу, твердо и спокойно произнес: — Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от них же первый есмь аз…
Договорить ему не дали — Коган, переходя на визг, закричал:
— Митинг закончен, расходитесь! — и, выхватив револьвер, для убедительности пальнул два раза в воздух.
Зайдя в избу, Коган подошел к столу, налил полный стакан самогонки и залпом осушил его.
— Ого! — удивился Крутов. — Вы, Илья Соломоныч, так и пить научитесь по-нашему.
— Молчать! — взвизгнул тот.
— Но-но, — угрожающе произнес Крутов. — Мы не в царской армии, а вы не унтер-офицер. Хотите я шлепну этого сопляка, чтоб другим неповадно было?
— Не надо, — успокаиваясь, сел на лавку Коган. — Ни в коем случае теперь как раз нельзя из него мученика за веру делать. Надо сломить его упрямство, заставить, гаденыша, отречься. Это главная идеологическая задача на данный момент.
— Что тут голову ломать, Илья Соломоныч, — в прорубь этого кутенка пару раз обмакнуть, поостынет кровь молодая, горячая — и залопочет. Не то что от Бога, от всех святых откажется, — засмеялся Крутов.
— Хорошая мысль, товарищ Крутов, — похвалил Коган. — Так, говорите, сегодня у них праздник Крещения? А мы устроим наше, красное крещение. Возьми двух красноармейцев понадежней, забирайте щенка — и на речку.