На какое-то время они почувствовали себя детьми, во всяком случае, детьми Божиими.
Со стороны речки к монастырю крался Федька Чернокнижник. Ступал он осторожно, в надежде, что монахи все в трапезной и можно что-нибудь стянуть в келье. Он уже вставил отмычку в замок, но прислушался к пению, доносившемуся из трапезной:
Невместимый, Он вместился
в тесных яслях, как бедняк.
Для чего же Он родился?
Для чего же бедно так?
Для того, чтоб нас избавить
от диавольских сетей,
Возвеличить и прославить нас любовию Своей.
Слава Рожденному, в бедные ясли Вложенному!
Он подошел ближе и стал слушать, вспоминая, как в детстве ходил колядовать по соседям. Потом припомнил слова, которые он тогда пел. Взял да и постучал в дверь трапезной, сначала робко, а потом громче. Дверь распахнулась. Федька оскалил свой щербатый, беззубый рот в улыбке, хрипло прокричал:
— Я пришел Христа прославить, а вас с праздничком поздравить! — И тут же, боясь, что его прогонят, торопливо запел:
Рождество Христово, Ангел прилетел,
Он летел по небу, людям песни пел:
«Вы, люди, ликуйте, все ныне торжествуйте,
Днесь Христово Рождество!»
И, сконфузившись, хотел сразу убежать, но четыре пары рук подхватили его, втащив в трапезную, усадили на лавку за стол.
Волгоград, декабрь 2001 г.
Солнечные блики отражались в мелкой ряби великой русской реки Волги, как тысячи золотых монет. День клонился к вечеру, но летнее солнышко, несмотря на свой заметный сдвиг к западу, продолжало обжигать своим жаром спокойные воды могучей реки, и пристань, и белые теплоходы, пришвартованные к ней. Вот только до людей, сидящих в ресторанчике речного вокзала, расположенного на террасе у самой воды, оно не могло достать. Терраса была покрыта огромным тентом. Потому-то никто из сидящих за столиками не спешил покинуть это благостное убежище. Сидели, лениво потягивая пивко, вели неторопливые и нешумные беседы. За одним из столиков было более оживленно и более шумно, чем за другими, попросту сказать — весело. За веселым столом сидели четверо. Мужчина лет пятидесяти — пятидесяти пяти, с окладистой рыжей с проседью бородой, в светлом легком костюме из льна и широкополой соломенной шляпе и его сотрапезники — трое молодых людей в темных брюках и белых рубахах с отложными воротничками и короткими рукавами. Молодые люди пили пиво, а около бородача, кроме пива, стоял маленький хрустальный графинчик с водкой. Он что-то бойко рассказывал, жестикулируя, при этом мимика лица его, поминутно меняясь, выражала еще больше, чем руки. Он то грозно округлял глаза и топорщил усы, то лицо его выражало подобострастие или лукавство, то испуг и недоумение. Молодые люди с почтительным восторгом смотрели на него, стараясь не пропустить ничего, и через каждые две-три минуты принимались хохотать. Пока они смеялись, он отпивал глоток водки, запивал его двумя-тремя глотками пива и продолжал свою речь. Бородач был архиерейским протодиаконом Василием Шаховым, знаменитым на все Поволжье своим неповторимым могучим баритоном.