А в Колумбийском университете мне действительно доводилось бывать не реже одного раза в месяц для участия в заседаниях семинара «Славянская история и культура». Друзьям и близким я говорил, что извлекаю из этих поездок деловую пользу, расширяю контакты со славистами и библиотекарями, посещавшими семинар, но от себя не скрывал, что мне просто доставляло удовольствие провести вечер в разговорах на самые интересные для меня темы: русская история и русская литература.
Среди участников было много друзей, с которыми мы встречались и помимо семинара: Генрих Баран, Симур Беккер, Алла Зейде, Мара Кашпер, Марина Ледковская, Марк Раев, Ирина Рейфман, Марго Розен. Но в домашних встречах разговоры растекались, как яичница на сковородке. Семинарская же атмосфера поневоле дисциплинировала, требовала сосредоточиться на обсуждавшейся теме.
Каких только докладов ни довелось мне услышать за эти годы!
«Екатерина Великая и искусство коллекционирования».
«Феномен беспредела в советской культуре».
«Телесные наказания, честь и возрождение через танец: ответ Лескова Достоевскому».
«Гоголь, Готорн и тревоги авторства».
«Литература и империя: дело Анны Карениной».
«Почти порнография: Серебряный век и художественное самовыражение женщин».
«Новая мифологизация декабристов в романе Тынянова “Кюхля”».
«Подданный и гражданин: идеология налогообложения в России 1860—1924».
После заседания все отправлялись в ресторан, где разговорное бурление распадалось на маленькие ручейки, водопадики, воронки. Как и большие конференции, семинар представлял собой некий полигон, на котором докладчики и дискутанты демонстрировали свои знания и таланты, набирали невидимые очки, необходимые для успешной карьеры. Полагаю, что это набирание баллов продолжалось и в ресторанной болтовне.
Не имея ни учёной степени, ни диплома, не имея шансов на продвижение по академической лестнице, я оставался фигурой нетипичной. Мог позволить себе дерзкие комментарии, не боясь нажить скрытых врагов, которые где-то когда-то могли зарезать мою кандидатуру на преподавательское место. Я не злоупотреблял своей «безнаказанностью», но, видимо, некоторые докладчики бывали ранены моим сарказмом. С другой стороны, Ирина Рейфман после одного заседания сказала мне с шутливой укоризной:
— Игорь, на вас сегодня была последняя надежда. Но вы промолчали и оставили нас всех в море скуки.
Видимо, я много раз нарушал границы принятого и дозволенного, сам того не замечая, не понимая. Слушался доклад о произведениях знаменитого Захер-Мазоха. Каким образом этот писатель проник в тематику славянского семинара, я не очень понимал. Но мне захотелось поделиться со слушателем интересным, как мне казалось, соображением. «Любовное переживание, — говорил я, — как правило, бывает окрашено тремя чувствами: сердечной болью, страхом и стыдом. Не может ли оказаться, что мазохизм является попыткой обратного хода — вызвать любовное переживание, подвергнув себя боли, страху и стыду?»