Посещая колумбийский семинар, я не забывал рассылать заявления-запросы на русские кафедры других университетов, расспрашивал знакомых профессоров о намечавшихся вакансиях. Среди славистов было очень много людей с русско-еврейскими корнями, потомков беглецов от российских погромов. Эти беглецы перед отъездом должны были получать если не паспорт, то хоть какой-то официальный документ, и полицейские чиновники изгалялись, придумывая им дурацкие фамилии. В списке моих корреспондентов был профессор Пирог, профессор Творог, два Барана и даже один Врун. Мои запросы тонули бесследно, ибо с исчезновением коммунистической угрозы интерес к России стал падать, приток студентов уменьшался и вакансий становилось всё меньше. Всё, что удавалось, — прочесть одну-две лекции перед студентами различных университетов, которые по тем или иным причинам решали пригласить писателя и издателя Ефимова, чтобы он нарушил монотонность их провинциального существования.
NB: Вся мировая наука — от арифметики до атомной физики — ищет не истины, а максимально удобных способов сортировки похожих явлений. Главная причина отставания наук о человеке — мы не похожи друг на друга. Нас не рассортируешь.
Цепочка этих приглашений тянулась с первых же лет нашей жизни в Америке. Как я писал в первом томе воспоминаний, в России мне редко доставалось получить путёвку на выступление перед читателями. Там соответствующая тётка в соответствующем кабинете Ленинградского отделения Союза писателей получала запрос-заказ от школы, клуба, института, Дома культуры, и уже она решала, кого из трёхсот ленинградских литераторов осчастливить дополнительным заработком. В Америке же всё решали личные контакты.
Вот переводчик Бунина, профессор Роберт Бови, увлёкся романом Ефимова «Архивы Страшного суда» — и Ефимов получает приглашение приехать и выступить в его Оксфордском университете (нет, не в Англии — в скромном городке Майами, штат Огайо).
Старый приятель, Лев Лосев, устраивает мне выступление у себя в Мичиганском университете, в городе Лансинг, а потом и в престижном Дартмутском колледже.
Автор «Эрмитажа», профессор Поль Дебрецени, пригласил меня к себе в Университет Северной Каролины в Чапел Хилл как раз в октябре 1987 года, так что мне пришлось, кроме запланированной лекции, откликнуться на просьбы его коллег и рассказать всему факультету о только что объявленном лауреате Нобелевской премии — Иосифе Бродском.
Дружим с Ксаной Бланк — и я получаю приглашение выступить перед её студентами в Хантер-колледже.
Выпускаем антологию прозы с Жанной Долгополовой — и я приглашён её кафедрой прочесть лекцию для студентов в Университете Вашингтона и Ли, в Вирджинии. (Любопытная деталь: ленинградка Долгополова, составляя антологию, отобрала двенадцать авторов — все ленинградцы; но когда мы готовили антологию «Избранная проза семидесятых», составитель её, москвичка Елена Краснощёкова, предложила список из двадцати пяти имён — одни москвичи.)