Интересной темой для искусствоведа могла бы оказаться попытка ответить на вопрос: почему в Германии XVI века блистала плеяда таких художников, как Дюрер, оба Кранаха, оба Гольбейна, Матиас Грюнвальд, а в XVII — и вспомнить некого? Неужели причина — победа протестантизма и запрещение церковных роспи сей и икон? Но в протестантской Голландии живопись продолжала победно блистать. Загадки, кругом загадки.
Митаевы жили на окраине, но нам нашли квартиру в центре города — семья русских эмигрантов как раз уехала на весь май в Россию. Алексей возил нас на автомобиле по старинным немецким городкам: Эйслинген, Тюбинген, Баден-Баден. Там мы посетили дом-музей Тургенева, в котором он ставил любительские спектакли совместно с семейством Виардо, жившим неподалёку. Сын Виардо, Поль, так описал эти представления:
«Из актёров-мужчин нас было только двое: Тургенев и я. Для меня писались роли, подходящие моему росту... Король Вильгельм смеялся до слёз политическим намёкам, которыми Тургенев пересыпал свой текст».
Но у самого Тургенева в воспоминаниях об этом периоде прорывались нотки горечи: «Должен сознаться, что когда я в роли паши лежал на земле и видел, как на неподвижных губах немецкой надменной кронпринцессы играло лёгкое отвращение холодной насмешки, что-то во мне дрогнуло! Даже при моём слабом уважении к собственной персоне мне представилось, что дело зашло уж слишком далеко».
Мы провели много часов в беседах с Алексеем Митаевым о мире литературного Ленинграда I960—1970-х, о группе «Горожане», об издательстве «Ардис», о возникновении и деятельности «Эрмитажа». Впоследствии он сумел раскопать столько публикаций И.Ефимова, забытых им самим, что я должен признать составленную им библиографию моих произведений наиболее полной на сегодняшний день. Хотелось бы прочесть и остальные двести пятьдесят страниц его диссертации — хоть учи французский. Она была успешно защищена в Страсбургском университете в 2006 году. Дружеские письма Митаева и его неизменно тёплые и проницательные отклики на мои новые писания дают мне надежду на то, что и в его диссертации французский читатель не найдёт ничего, бросающего тень на itineraire d’écrivain, de publiciste et d’éditeur[86].
Поездка в Штутгарт не была нашим последним посещением Старого света. Придёт время — расскажу и о других.
NB: Неважно, что я не верю в Страшный суд. Важно, что я мечтаю заслужить оправдание на нём.