Увы, проститься удалось всего на двадцать лет.
В 2013 году американский писатель Ричард Рубин выпустил книгу, основанную на интервью, которые он брал у ветеранов, помнивших Первую мировую войну. Большинству его собеседников перевалило за сто, но память их была ещё свежа. Среди рассказанных ими историй мне особенно запомнилась та, которую поведал бывший артиллерист Джордж Брайан. Ему было всего пятнадцать, когда он начал попытки записаться в армию. Вербовщики видели, что ему ещё нет восемнадцати, но решили закрыть на это глаза. «Зачем вы так рвались на войну?» — спросил Рубин. «Как зачем? — ответил Брайан. — Чтобы почувствовать себя мужчиной». Летом 1918 года он, вместе со своей батареей, попал под тяжёлую бомбёжку. Когда его израненного доставили в госпиталь, врачи насчитали девять ран на его теле, некоторые — тяжёлые. После излечения командование собиралось отправить его домой — он категорически отказался и добился, чтобы его снова отправили на фронт.
«Помните ли вы последний день войны?» — спросил Рубин. «Конечно, — ответил ветеран. — Мы получили известие, что подписано перемирие, которое вступит в силу в 11 утра, 11-го ноября. И что же мы сделали утром этого дня? Как только рассвело, и мы, и немцы открыли страшный огонь из всех пушек. Мы будто спешили использовать все снаряды, остававшиеся на батарее. Спросите меня — зачем? Не знаю. Довольно много солдат погибло от этой стрельбы за несколько минут до наступления мира».[438]
В этой истории мне мерещится микро-взрыв той таинственной силы, которая манит людей на войну. Джордж Брайан не видел себя героем, не питал никакой вражды к немцам, не защищал свою страну, которой ничего не грозило. В его душе кипели те же страсти, что и в душах миллионов других добровольцев, спешащих на фронты разных войн: «Чтобы почувствовать себя мужчиной». В терминах нашего исследования: «Чтобы утолить жажду самоутверждения».
Уместно спросить: «Почему же жители свободных стран не предпочтут утолять эту жажду на многих других открытых им путях?». Ответ: да потому что на всех мирных путях ты вступаешь в состязание с другими людьми, и у тебя девять шансов из десяти на то, чтобы потерпеть поражение, остаться в толпе проигравших, отставших. Как это ни парадоксально, на войне поражение тебе не грозит. Даже если твоя армия будет разбита, а самого тебя разорвёт на куски снаряд или бомба, ты уже утолил свою страсть к самоутверждению тем, что встретил смертельную опасность лицом к лицу.
По этой же причине молодёжь с такой готовностью ввязывается во всякие рискованные затеи, гоняется на автомобилях, мотоциклах, самолётах, карабкается по отвесным скалам, швыряет камнями в полицию, вступает в тайные общества, преступные шайки, сатанинские культы. Страх смерти у неё слабее страха поражения. Именно поэтому её так легко увлечь политическим манипуляторам на всевозможные провокации — чем опаснее, тем лучше. Думается, это прекрасно понимали те, кто выступил в роли поджигателей Второй мировой войны.