Мы сделали фланговое движение, чтобы следовать за стрелками и не подставлять себя без пользы под неприятельский огонь, как вдруг я, стараясь увидеть что-нибудь в окружавшем нас облаке дыма и пыли, почувствовал, как кто-то схватился обеими руками за мою ногу и цеплялся за неё с крайними усилиями.
Я уже был готов освободить себя ударом сабли от этого крепкого объятия, как увидел молодого, замечательно красивого польского офицера, который, волочась на коленях и устремив на меня свои горящие глаза, воскликнул:
— Убейте меня, убейте меня, ради бога!
Я соскочил с лошади и нагнулся к нему. Чтобы обследовать рану, его наполовину раздели, а затем оставили, так как он не в состоянии был выдержать переноски.
Разорвавшаяся граната отрезала ему позвоночник и бок; эта ужасная рана, казалось, была нанесена острой косой.
Я вздрогнул от ужаса и, вскочив на лошадь, сказал ему:
— Я не могу помочь вам, мой храбрый товарищ, и мой долг зовёт меня.
— Но вы можете убить меня, — крикнул он в ответ, — единственная милость, о которой я прошу вас.
Я приказал одному из моих стрелков дать мне свой пистолет и взять себе другой в первой кобуре, которую он найдёт, и, передав заряженное оружие несчастному, я удалился, отвернув голову.
Я всё же успел заметить, с какой дикой радостью схватил он пистолет, и я не был от него ещё на расстоянии крупа лошади, как он пустил себе пулю в лоб.
Не думаю, чтобы, оказав ему эту услугу, я совершил дурной поступок, и что бы ни говорили ригористы, моя совесть никогда не упрекала меня за это: смерть была здесь несомненна, а мучения ужасны.
Наконец мы вышли из сферы действия неприятельской артиллерии, и после того, как дым рассеялся, мы увидели, что находимся на правой стороне от той позиции, которую она занимала.
* * *
Во всё время сражения Наполеон не садился на лошадь. Он шёл пешком со свитою офицеров и не переставал следить за движением на поле битвы, ходя взад и вперёд по одному направлению. Говорили, что он не садился на лошадь оттого, что был нездоров. Адъютанты беспрестанно получали от него приказания и отъезжали прочь. Позади Наполеона стояла гвардия и несколько резервных корпусов. Мы были выстроены в боевой порядок, оставаясь в бездействии и выжидая приказаний. Полковые музыки наигрывали военные марши, напоминавшие победные поля первых походов революции: Allons, enfants, de la patrie, когда дрались за свободу. Тут же эти звуки не одушевляли воинов, а некоторые старшие офицеры посмеивались, сравнивая обе эпохи.
Я отдал лошадь свою солдату и пошёл вперёд к группе офицеров, стоявших за спиною императора. Перед нами расстилалось зрелище ужасного сражения; но ничего не было видно за дымом тысячи орудий, гремевших непрерывно. В воздухе подымались густые облака одни за другими, вслед за молниями выстрелов. По временам у русских взлетали ракеты, должно быть сигналы, но значение их было для меня непонятно. Бомбы и гранаты лопались в воздухе, образуя беловатое облачко; несколько пороховых ящиков взлетели на воздух у неприятеля, так что земля дрогнула. Такого исхода случаи гораздо реже встречаются у нас, нежели у русских, потому что ящики у них дурного устройства. Я несколько придвинулся к императору, который не переставал смотреть в трубку на поле сражения. Он одет был в свою серую шинель и говорил мало. Случалось, что ядра подкатывали к его ногам; он сторонился, так же как и мы, стоявшие позади.