Макс. Она не должна называть его так, даже про себя, строго сказала себе Софи и склонилась над своей работой.
– Думаю, на сегодня достаточно. Мне жаль останавливаться, но пора идти читать тете Минни. Могу я просить вас прийти еще один или два раза, чтобы я смогла определиться с цветом и освещением?
Хетти кивнула и подошла посмотреть на рисунок. Софи напряглась, как случалось всегда, когда кто-нибудь впервые видел ее работу, как бы она ни старалась казаться спокойной и искушенной.
– Этот даже лучше, чем первый, – негромко сказала Хетти. – Я выгляжу… радостной, хотя почти не улыбаюсь. Как жаль, что Макс не захотел, чтобы вы его нарисовали. Мама постоянно пытается убедить его позировать для портрета, но он почему-то не хочет. А вы не могли бы нарисовать его по памяти, или это слишком сложно?
Софи склонилась над коробкой с карандашами и углем, чтобы скрыть вспыхнувшие щеки. Она знала, что должна сказать что-то, способное удовлетворить леди Хетти. Но определенно не правду.
– С одними людьми это проще, чем с другими. Я не знаю, смогу ли нарисовать его по памяти. Дело не только в строении лица. У меня должна быть… какая-то основа, какое-то представление о личности.
Хетти кивнула, расправляя юбки.
– Его не так просто понять. Мама всегда жаловалась на это. Но это не потому, что он пустой, как некоторые люди.
– Нет, я так не думаю. Возможно, он просто сложнее, чем о нем думают люди, и он это знает.
Почувствовав на себе взгляд Хетти, Софи пожалела, что сказала это. Не поднимая глаз, она вытерла пальцы, а потом с улыбкой протянула ей руку.
– Вы могли бы прийти завтра?
– С удовольствием! Спасибо вам, мисс Тревелиан.
Как только дверь за Хетти закрылась, плечи Софи поникли. При других обстоятельствах она была бы в восторге, что познакомилась с такой искренней женщиной. Но ей стоило труда убедить себя, что все рассказы о Максе не произвели на нее никакого впечатления. И это говорило о том, что вчера в ее жизни что-то изменилось. Тогда она этого не сознавала, ей казалось совершенно естественным ходить с ним под руку по огромному залу. Даже понимая, что это всего лишь вежливость джентльмена по отношению к даме, которую он сопровождает, даже сквозь перчатку и его сюртук Софи чувствовала силу его руки и исходящее от него тепло, сопровождавшее ее все время, что они осматривали картины. Это возбуждало чувства и туманило сознание, словно вино.
После первоначальной попытки отказаться от его помощи она уже не могла отпустить его, во всяком случае, до того, как Макс рассердился на нее за то, что она проникла в запретный зал. Позже ей стало очевидно, как глупо видеть в его желании сопровождать ее нечто большее, чем просто любезность. Возможно, Софи не обладала опытом светской жизни, но она не была наивной. Она сознавала, насколько опасно увлечься им, и его сестра могла бы не объяснять ей, что у нее нет шансов с таким, как он. Ей удавалось отпугнуть от себя мужчин, наделенных куда меньшими достоинствами. А с Максом у нее не могло быть ничего общего.