– И как вы собираетесь это отпраздновать?
– Пока никак. Я не смею. День еще не кончился, и тетя Минни еще может отправить меня собирать вещи. Если к завтрашнему утру я еще останусь здесь, то постараюсь придумать что-нибудь подходящее. Хотя мои возможности весьма ограничены.
Макс сел на скамейку рядом с ней, даже не успев осознать, что делает. Мармадюк подошел к нему и плюхнулся у его ног, пристроив свою жирную шею на носок его сапога.
– Мармадюк! Что за безобразие?! – попыталась урезонить его Софи. – Разве ты не знаешь, что сапоги джентльмена священны?
Макс с улыбкой покачал головой. Он снял перчатки и наклонился, чтобы почесать мопса за ухом. Глаза Мармадюка закрылись, пасть растянулась в блаженной улыбке.
– Они выживут. Хотя мой лакей это заметит.
Софи засмеялась:
– Кажется, вы ему очень понравились. Это удивительно.
– Как я должен это понимать? – улыбнувшись, спросил он.
– Замечание относилось не к вам, а к Мармадюку, – сухо ответила она. – Я просто пытаюсь его понять.
– Понять что? Он ленивый, капризный мопс с редкими проблесками хорошего вкуса. Я прав, парень? Вот видите? Он со мной согласен.
– Значит, теперь вы его понимаете?
– У меня случаются просветления, когда мне это на руку. Как у Мармадюка.
Глупо, но ее звонкий смех прозвучал как награда. Софи ничего не сказала, просто смотрела, как он гладит собаку. В наступившей тишине Макс почувствовал себя так хорошо, что ему стало неловко.
– Откуда у вас этот шрам на левой руке?
Макс так забылся, что едва не начал отвечать на ее вопрос, когда вдруг понял, насколько это неуместно. Софи, видимо, сама это поняла. Она моргнула, и ее щеки порозовели.
– Простите. Я не хотела… О, извините.
У нее сделался такой смущенный вид, что Макс сжалился над ней и постарался не замечать, что ее слова лишь усилили напряжение. Она не могла знать, что это за шрам.
– Старая история. Я знаю, что он безобразен.
Макс попытался снова надеть перчатки, но Софи его остановила:
– О нет, совсем наоборот.
Было бы абсурдом утверждать, что его не удивила жаркая краска, которая, вспыхнув на шее, поползла вверх по ее щекам. Макс никогда не видел, чтобы женщина краснела – так искренне и пылко. Но, судя по всему, так она делала все. Казалось бы, он должен был почувствовать неловкость или раздражение при виде такой несдержанности, но она всколыхнула в нем совсем другое. Он понятия не имел, что вызвало такую реакцию, но его тело вдруг без предупреждения проснулось, потребовало протянуть руку и, ощутив этот жар, обратить его в страсть, которая – Макс это знал – таилась в ней. Он чувствовал эту страсть и хотел ее. Это было как видеть море в момент, когда из теплого летнего покоя вдруг рождается яростный шторм. Потребность сделать это охватила его с такой силой, что граничила с болью. Макс встал и сделал шаг в сторону от скамейки.