У соседнего строения стоял посольский автобус. Какие-то люди таскали в подъезд тураньи головы, увенчанные спирально изогнутыми рогами.
— Сувениры, товарищ председатель. — Гареев отчего-то смутился. — Специально подготовлены к приезду делегации.
Внезапно он углядел Хомутова, топтавшегося у автобуса, и смутился еще больше — так некстати появился здесь этот человек. Словно упрек полковнику в расхлябанности и медлительности. Давно следовало убрать его из посольства… Чертовщина! И едва он об этом подумал, как Шеф ткнул пальцем в сторону автобуса и осведомился:
— А этот человек у автобуса — кто он?
Гареев, чувствуя, как стремительно уменьшается в размерах на глазах у Шефа, пробормотал:
— Работник посольства. Фамилия — Хомутов.
Он хотел было добавить, что не сидел сложа руки, сигнализировал руководству, можно проверить, — но на это ему уже не хватило духу. Шеф сказал, не глядя на Гареева:
— Приведи-ка его сюда.
Тут Гареев понял, что погиб окончательно. Пересек улицу на непослушных ногах, окликнул Хомутова, спросил свистящим шепотом, прежде чем проводить в гостевой особняк:
— Ты как здесь, мать твою, оказался?
— Рога привез.
— «Рога»! — Гареев снова выругался. — Знаешь кто тебя вызывает? Председатель Комитета, член Политбюро!
Выговорил — и увидел, как посерело лицо Хомутова. Подтолкнул к двери:
— Давай живее!
Шеф уже восседал в кресле, лицом к двери, и когда Хомутов переступил порог, поздоровался первым, слегка наклонив голову, тронутую желтоватой сединой. Сесть ему не предложили, и Хомутов остался стоять, а позади него — Гареев.
— Как ваша фамилия, — спросил Шеф.
— Хомутов.
— А имя-отчество?
— Павел Иванович.
— В чьем хозяйстве работаете?
— Я переводчик.
— Переводчик? — брови Шефа приподнялись. — Какие же языки, позвольте полюбопытствовать?
— Джебрайский. Кроме того, знаю северное наречие. Английский — хуже.
Шеф поднялся из кресла и медленно обошел Хомутова.
— А в Союзе где работали?
— Преподавал в вузе.
— Семья?
— У него нет семьи! — поспешно сказал Гареев из-за спины Хомутова.
— Жены нет, понимаю, — протянул Шеф. — А родители?
— Нету. Умерли они оба.
Шеф вопросительно посмотрел на Гареева, тот побагровел, попытался что-то сказать, но раскашлялся. Шеф сложил губы в трубку, отвернулся и с минуту изучал гравюру на стене. Автобус уехал. В пустом дворе остались только охранники — не те, что прежде, другие. Шеф шагнул к окну, открыл, позвал:
— Быстрецов! Иди сюда! Да не к окну — в дом.
Когда охранник с фотоаппаратом вошел, он указал на Хомутова:
— Сними-ка этого молодца с разных точек. Аппарат у тебя любопытный, посмотрим, что за качество.