Мучительные ощущения затопили всё естество Малка. Они буквально пронизывали его, с каждой упавшей «каплей» привнося что-то новое и вымывая лишнее, попутно порождая сильнейшие страдания. И чтобы выдержать их без стальной воли уже было не обойтись.
Когда Малк впервые смог выполнить эту технику целиком – тогда ещё под присмотром Наставника – ощущения были на порядок слабее. Для успешного завершения тренировки требовалось лишь немного терпения. Но преображение Духа, фактически его закалка, по задаваемым Тайной техникой шаблонам начиналось с малого, и чем дальше Малк продвигался в практике, тем тяжелее становилось. И пусть Реслан Ском об этом предупреждал заранее, истинных масштабов последствий подобных тренировок никто даже не представлял. Не удивительно, что Толфан воспользовался первым же удобным поводом, чтобы бросить заниматься Дождём, а гораздо более стойкая Хелавия отказалась от систематической практики. Терпеть такое было попросту невыносимо. Чего уж там, Малк и сам с удовольствием бы забыл о йорроховом Дожде, как о страшном сне, если бы… если бы Наставник не пообещал, что с этой техникой он сможет стать магом. Дождь боли должен разбить оковы бесталанности для интернатовского «пустышки», и ради этого Малк был готов вытерпеть любые муки…
Когда всё закончилось, Малк осознал себя взмокшим от пота, навалившимся грудью на стол, с намертво вцепившимися в Зеркало Друзала пальцами. Скулы как всегда немного побаливали – несмотря на неизбежную в такой ситуации потерю контроля, о том что кричать нельзя он всегда помнил и сдерживался изо всех сил. После пережитого внутри всё подрагивало, где-то внутри гуляли фантомные боли – так тело отзывалось на пытки Духа, – но Малк старательно игнорировал неприятные ощущения, сосредоточившись на уборке прибора. В следующий раз он им сможет воспользоваться не раньше чем через четыре дня.
– Десять-пятнадцать минут, бывает, потратишь, да? – Раздавшийся за спиной саркастичный голос Хелавии заставил Малка вздрогнуть. – Ещё под настроение, скажи…
Он стремительно оглянулся и увидел подругу в ночной рубашке, прислонившейся к косяку двери.
– Вроде того, – хрипло ответил Малк, неловко пожав плечами. После чего устало спросил: – А что мне, «пустышке», ещё остаётся?
– Что угодно, кроме угробления себя явно запретными техниками! – холодно ответила девушка и, стремительно развернувшись, направилась обратно в спальню. Уже оттуда Малк услышал: – Скорей бы уж ты в своё Общество сходил. Может хотя бы тогда успокоишься!
Сразу после тренировки Малку всегда было сложно сдерживать эмоции, и на языке так и вертелось всякое. Про богатеньких родственников и влиятельных защитников, про чёрную звезду, почему-то оказавшуюся в паспорте только у него, про чересчур расчётливое поведение Хелавии… но ничего из этого так и не прозвучало. И не из-за желания прекратить скандал, а просто потому как в голову пришла совершенно непривычная мысль. Впервые за всё время их отношений Малк вдруг понял, что совершенно не способен терпеть некоторые проявления характера своей подруги. Любовь любовью, но у всему есть предел. И подруга стремительно приближалась к этим пределам.