Кто-нибудь, кто помоложе, с радостью великой прыгал карему на спину… Расступались. Кто ближе стоял, вваливал мерину плети… Тот прыгал и сразу брал в мах. Сотни пытливых глаз весело, с нежностью смотрели вслед всаднику.
— Пойдет, — говорил Степан. — А, дед?
Дед Любим отвечал не сразу, с толком — дело это знал.
— Зад маленько заносит… Вишь? Не годится. — Дед, как всякий знаток и мастер, когда слово его ждут и в рот смотрят, привередничал сверх меры.
— Сойдет, ничего. Мы все не годимся, а на свете живем. Нам много надо. Берем! — решал Степан.
— Бери. Чего же тада спрашивать? — обижался дед.
Степан в то утро был в добром настроении. Улыбался.
— Не обижайся, Любим. Я знаю, ты разбираисся. Только — как же ты не поймешь-то? — нам много надо. Всех надо, сколь тут есть. А смотрины эти… я сам не знаю, к чему мы их затеяли. Так уж…
Окружали следующего коняку. И опять радостно начинали выискивать у него всевозможные недостатки, и шуметь, и спорить.
— Води! Бегом! — орали. — Как?! Дед!..
— Ну, эдак-то моя тешша бегала, даже резвей! Ноги-то навыверт. Эх, ноги-то, ноги-то — навыверт!
— У кого навыверт? У тешши? Рази у ей навыверт были? Ты что, Любим?
— Тю, это я с твоей спутал! Это у твоей навыверт-то были, чего я?.. А у моей, царство ей небесное, ровные были ножки…
К Степану подошел Федор Сукнин, отозвал чуть в сторонку.
— Воевода плывет, Тимофеич. К нам, похоже.
— К нам?
— Вон! Суда рулит… А куда больше-то?
— Найди Мишку Ярославова, — быстро велел Степан. — Стой-ка! — Он всмотрелся в большой струг, махавший от Астрахани. — Нет, воевода. Чего у их там стряслось? А?
— Шут их знает.
— Не от царя ли чего?.. Ну-ка, Мишку.
Мишка скоро оказался тут.
— Написал тайше? — спросил Степан.
— Написал.
— Все там указал?
— Все, как же. Как велел, так и написал.
Степан взял бумагу, а Мишка тем временем привел татарина. Судя по всему, старшего.
— На, — сказал Степан, передавая ему лист. — Отдашь тайше. В руки! Будет так: завидишь, перехватить могут, — сожги, а не то — съешь. Никому больше, кроме тайши!
— Понял. — Татарин прекрасно владел русским языком. — Отдам в руки тайше. А попадусь — съем. Я ел, ничего.
— Бежи скоро! Старайся лучше не попадаться. За коней мы исправно заплатим, никого не обидим, скажи там.
— Понял, батька-атаман.
— От тайши мне ответ привезешь. Здесь не захватишь — мы уйдем скоро, — бежи на Дон. — Степан вынул кошелек, отдал татарину. — Приедешь, ишо дам. Пошли гостя стренем, братцы: воеводу.
Атаман с есаулами направились к берегу, куда подгребали уже астраханцы.
— Зачем? — недоумевал Степан, вглядываясь в воеводский струг. — Львов, сам Прозоровский, ишо кто-то… Зачем, а?