— Пушки — я сказал: пришлем. Ясырь у нас — на трех казаков один человек. Мы отдадим, когда шах отдаст наших братов, какие у его в полону. Товар волжский мы давно подуванили — не собрать. Списывать нас — что это за чудеса? Ни на Яике, ни на Дону такого обычая не велось. Я такого не знаю. — Степан присел на лежак. — Не велось такого, с чего вы удумали?
— Не велось, теперь поведется.
— Пошли со мной! — вдруг резко сказал Степан. Встал и стремительно пошел к выходу. — Чего мы одни гадаем: поведется, не поведется…
— Куда? Ты что? Эй!..
— Спросим у казаков: дадут они себя списывать?
— Брось дурить! — прикрикнул Прозоровский. Когда он убирал свое мясистое благодушие и сердился, то краснел и бил себя кулаком по коленке. — Слышь!..
— Не дело, атаман, — встрял и князь Львов. — К чему это?
Степан уже вышагнул из шатра, крикнул, кто был поближе:
— Зови всех суда! Всех!
— Ошалел, змей полосатый, — негромко сказал Прозоровский. — Не робейте — запужать хочет. Пошли, счас надо построже…
Воевода и подьячий тоже вышли из шатра.
Степан стоял у борта струга; на бояр не оглянулся, ждал казаков. Опасения воеводы сбывались. Вся бодрость, вся умышленная простота, даже снисходительность, все полетело к чертям; этого волка по загривку не погладишь — оскалился, того гляди, хватит клыками.
— Для чего всех-то зовешь? — все больше нервничал Прозоровский. — Чего ты затеял-то?
— Спросим… — тихо, остервенело и обещающе сказал атаман. — А то молотим тут…
— Мы тебя спрашиваем, а не их!
— Чего меня спрашивать? Вы меня знаете… Писать-то их хочете? Их и спрашивайте.
— А ты вели. Ты им хозяин здесь. Они вон даже войсковым тебя величают…
— Я им нигде не хозяин, а такой же казак. Войсковой я им — на походе, войсковой наш в Черкасском сидит, вам известно.
Меж тем казаки с торгов хлынули все на зов атамана, сгрудились на берегу, попритихли.
— Братцы! — крикнул Степан. — Тут бояры пришли — списывать нас! Говорят, обычай такой повелся: донских и яицких казаков всех поголовно списывать! Я такого не слыхал. Вышли теперь вас спросить: слыхали вы такое?!
Вся толпа на берегу будто вздохнула единым вольным вздохом:
— Нет!
— Говори сам, — велел Степан Прозоровскому. — Ну?..
Прозоровский, не без чувства отчаяния и решимости, выступил вперед:
— Казаки! Не шумите! Надо это для того…
— Нет!! — опять могуче ухнула толпа, не дослушав даже, для чего это надо. И в самом деле, никогда не водилось у казаков такой зловредной выдумки — перепись.
— Да вы не орите! Надо это… Ти-ха!!
— Нет!!!
Прозоровский повернулся и ушел в шатер, злой.
— Скоморошничаешь, атаман! — строго сказал он вошедшему следом Степану. — Ни к чему тебе с нами раздор чинить, не пожалел бы. Потом поздно будет. Поздно будет!