За Васенькой не зашел, — Афоньку позвал долговязого, игуменского послушника, надеялся у него раздобыть ключика от лодки по озеру покатать Феничку. Николка с Афонькой — приятели, друзья закадычные.
Долговязый Афонька, и руки-то длинные по сторонам болтаются; и пучеглазый, а нравится купчихам рыхлым: нос длинный с горбинкой, кудластый весь, Авессалом библейский, — увалень несуразный, а до купчих — ходок, дока парень. На всю губернию славился, шепотком про него подле печек натопленных говорили, что такого-де во всем свете не сыщешь, уж так ублажит — лучше некуда.
Николай красотой славился, Афонька — носом к горбиною, и дружба у них крепкая, не раз и условия заключали друг с другом — по-приятельски делили купеческих: один гуляет с дочкою, другой — за мамашею: глаза отводит.
И теперь Николка на Афоньку надеялся, на помощь дружескую, и позвал его чаевничать к Гракиной.
Через двор конный — и к дачам…
Николка в дверь постучал, по привычке молитвил скороговоркою:
— Молитвами святых отец наших, господи Иисусе Христе, помилуй нас…
Из-за двери певуче мамаша, звеня чашками, отозвалась:
— Войдите, батюшка!
— Я с товарищем к вам, с приятелем…
— Входите, входите…
Вошел, на Феничку глянул — и говорить не знает о чем. С другими привычнее было, когда ненадолго знакомство водил, — так, на недельку, другую, чтоб только покрутить молодую купчиху, либо дочь купеческую, да и бросить, а тут и не знает, с чего начинать ему, — на всю жизнь собирается окрутить Феничку со всем имуществом; с капиталами — тут и слов не хватает — завязли на языке, прилипли к гортани, и кашлем их не собьешь.
Для разговора начала Антонина Кирилловна:
— Тишина у вас тут, батюшка!
Афонька на стол поглядывал, жадно, на закуски скоромные, — сам в растяжечку.
— Благорастворение воздухов, — это правильно.
— В нынешнем году весна теплая, — май месяц, а как уже тепло, совсем будто лето.
— Летом еще теплей будет.
— В городе душно, пылища, а тут не надышишься, — свежесть такая…
— Духота каменная…
— Закусите, батюшка.
— Не употребляем скоромного.
Николка про Афоньку подумал:
«Чего, скотина, ломается?»
И сказал тут же:
— Святитель Тихон Задонский у мирян все вкушал.
— А вы рыбки, отец Афанасий.
После рыбки — балычка, осетринки купеческой и колбаски попробовали под романею английскую, а потом и языки развязались — разговаривать стали. Афонька с Галкиной и прошлое лето припомнил, как по лесу водил по малину с компанией.
— Теперь мы надолго, отец Афанасий…
— В прошлом недельку пожили.
— Теперь надолго.
Сказала Галкина и подмигнула долговязому одним глазом.