И начал Афонька с Наумовым стоять за прилавком, привыкать к делу, за народом доглядывать, чтоб хозяйской копейки не заел кто. И все молчком, все молчком, что бы ни сказал ему сиделец — молчком исполнял. Невзлюбил помощника своего Наумов, и Афонька почувствовал это и всегда начеку был.
Один раз Касьян Парменыч спросил сидельца:
— Ну, как, Петрович, помощник твой?
— Сказать ничего не могу, а только не нравится он мне… Где вы только нашли его?..
От всенощной шел с Афонькой, — сказал ему:
— Не любит тебя Петрович, — с чего это?
— Я ему, Касьян Парменыч, ничего не сделал, кроме как уважение оказываю. Я как на духу вам, по совести… Уж если так говорить, так и он по мне нехорош. Может, он у вас и давно, и верите вы ему оттого, что давно он, а только мне ближе теперь видно… нехорошие он дела делает, не божеские. Может, это я по глупости своей ничего не разумею еще, может, и полагается так в торговом деле!..
Прислушался старый, может, и правда за Петровичем водится, и не перебивал Афоньку, спросил только:
— А что?
— Да я не пойму что-то. Я вам лучше потом, когда уразумею, расскажу все.
— Не верит тебе он, говорит — молчалив больно.
— Я, Касьян Парменыч, как послушание несу, кому поставил игумен — не прекословлю, а своего что сказать — скудоумен еще по младости.
Пришел старый домой — на столе телеграмма — собираться в путь дальний. Марья Карповна опять возопила, что страшно ей одной оставаться в пустом доме с одной девкой.
— Афанасия ночевать пришлю. Страшен, да зато троих уложит.
— Ты б другого кого, я сама боюсь его.
— Другим страшен, — а в своем доме овца… Дунька!.. Сходи-ка в трактир, позови Калябина.
И опять Дунька с усмешкою лукавою Афанасия поманила пальцем. Наумова аж всего передернуло; как и в первый раз, показалось ему в усмешке недоброе. Дожидался Афоньку назад, расспросить хотелось, кто, да зачем звали, и он точно чувствовал, что неспроста Наумов не доверяет ему, и захотелось подразнить сидельца. Вернулся к стойке — перетирать рюмки стал, будто и не было ничего, и еще больше разбередил Петровича.
— Чтой-то наверх тебя, Афанасий, звали?..
— Хозяин, по делу.
— Ишь ты ведь как?! Я сколько лет тут, и то ни разу к себе наверх не пускали. На что деньги, и то приходят принимать вниз, а тебе почет какой!
— Ночевать в доме без хозяина буду — от воров караулить Марью Карповну.
Еще больше задал задачу Петровичу. До самого почти закрытия трактира стоял, думая, и решил, что тут хозяйкины штуки — вокруг пальца старика обводит, и решил последить за Афонькою, подкараулить как-нибудь, да старику сказать, от позора избавить.