, и от них повеяло духом нашей далекой Франции. Там я нашел настоящих друзей – редкое счастье – в лице Гровера и Жанны Маньен
[146]. Естественно, меня пригласили посетить студию
Fox Film, которая меня очень впечатлила, но что мне пришлось по вкусу более всего, так это калифорнийская природа. Ярусы зеленого бархата, изредка перемежаемые апельсиновыми и лимонными деревьями, напоминали великолепие Нормандии и Кампаньи, но при свете Страны Басков…
Оказывается, западные американцы, как европейцы немецкой Швейцарии, разделены на два лагеря. В Швейцарии есть сторонники Базеля и сторонники Цюриха, так и в Калифорнии имеются «анджелисты» и «францисканцы» (эти названия я придумал сам). Так вот, не хотел бы огорчать своих друзей из Лос-Анджелеса, но я отдаю предпочтение Сан-Франциско. Этот город, разбросавший по холмам розовые, светло-зеленые и желтые дома, окруженный водой, перебросивший через свои лазурные заливы головокружительные мосты, соединил в себе очарование Неаполя, Стамбула, Китая… и луна-парка.
Последней особенностью город обязан своим улицам, расположенным под углом 30 градусов, где вместо тротуаров – лестницы, а вместо трамваев – фуникулеры. Автомобили взбираются вверх или спускаются по ним вниз со скоростью вагонеток в русских горках. Вы думаете, что часть города, похожая на луна-парк, моя любимая? Отнюдь, аттракционы, водопады наполняли ужасом все мое детство, но Сан-Франциско настолько прекрасен, что в конце концов я даже с удовольствием вспоминаю свои головокружительные ощущения. Тем не менее я старался не думать о том, во что все это превратилось бы, если бы наступила настоящая зима.
К счастью, температура там в течение всего года умеренная, воздух свеж и слегка влажен.
На аэродроме меня встретила тысячная толпа. Я получил тысячи приглашений, в которые я погрузился, стараясь никого не обидеть. Мне передали символические ключи от города – из позолоченного картона – в помещении одного клуба, в то время как меня с нетерпением ждали в другом для подобной же церемонии. В конце концов все уладилось с удивительно счастливой простотой, очень итальянской, но свойственной и Сан-Франциско. Я быстро, но добросовестно исполнил все, что от меня требовали вежливость и коммерческие обязательства, и, как только освободился, поспешил обойти весь город снизу доверху.
Мне нравилось чувствовать себя китайцем на улицах китайского квартала, украшенного вывесками, обещающими и абсолютно непонятными. Лавочки раскрывали передо мной странные чудеса, которыми бы гордился каждый любитель XVIII века: сирены, грибы, безоаровые камни, плавники акулы, корни мандрагоры… – все необходимое для захудалого алхимика, любящего Восток! Мне нравилось чувствовать себя испанцем на папертях желтых и зеленых церквей, теснящихся на вершинах холмов. Я был неаполитанцем, когда бродил по портовым улицам, и, наконец, французом на выставке работ Коро