* * *
Огни фонарей за окном сливались в одну линию.
Светофор тревожно переключал свет.
Красный резал глаза.
— Куда мы едем? — Леонид, наконец, прервал затянувшееся молчание.
Ольга ответила не сразу.
— Домой.
— К кому?
— К нам.
— Нас уже нет.
Остановилась у его подъезда. Открыла дверь, впустив холодный осенний воздух.
— Нужно поговорить, — зябко подтянула к лицу ворот меховой шубки. Тоже его подарок.
В лифте ехали молча.
Ольга переступила порог, втянула носом воздух, находя в нем запахи свежего ремонта и дорогой мебели.
— Красиво.
Села на диван, как умела только она — словно в нескольких метрах от нее застыл фотограф. Погладила узкой ладонью белую кожу обшивки, небрежно скинула лодочки и подтянула ноги к подбородку, оплетя их ухоженными руками.
Леонид помнил, как любил гладить эти узкие коленки, проводить рукой по точеным икрам, целовать каждый палец, слыша вздох-стон, полный предвкушения.
Ольга, понимая, что все еще волнует бывшего любовника, откинулась на подушку и призывно посмотрела.
— Чего хотела? — Леонид стоял напротив дивана, засунув руки в карманы. Пиджак был сброшен на кресло.
— А ты стал жестче, — поднялась, понимая, что прежние уловки не работают. Не получив ответа, поинтересовалась: — Как твоя спина? — и, не дав открыть рот, быстро заговорила. Видимо заранее готовила оправдание. — Ты прости, что так все получилось. Знаешь, как я запаниковала? Ведь я даже женой твоей не была, а потому, как вдова ничего не получила бы. А твоя мама…
— Чего ты хочешь?
— Опять быть вместе. Мы же хорошо жили, помнишь?
— Нет, — Леонид со скукой в глазах посмотрел в темное окно, где отражалась напряженная фигура его бывшей любовницы. Почти жены. — Уходи.
— Ну почему? Я же вижу, что ты еще любишь меня. И я…
— Я едва сдерживаюсь, чтобы не выкинуть тебя с двадцатого этажа.
— Но…
— Считаю до трех. Раз.
На три хлопнула входная дверь.
— Сука.
— Сука, сука, сука!
Почти час он метался по квартире, как по клетке. Наливая коньяк, уронил бутылку, разбил пузатый фужер. В баре на глаза попалась водка. Снял пробку и глотнул прямо из горлышка. Обжегшись, закашлялся.
— Сука.
В очередной раз стукнувшись о стену, понял, что ему не хватает места. Двести квадратов квартиры были тесны, как школьный пиджак в конце учебного года.
Чтобы потушить бушующий в нем огонь, он нуждался в свободе, холодном воздухе и… женщине.
Милонга? Нет. Туда не пойдет. Там пьяному делать нечего.
Выскакивая из подъезда, на ходу запахивая пальто, прокричал, махая рукой проезжающей машине:
— Такси!
В кафе гремела музыка, слышался смех и вой Марка, который перехватив микрофон у начальника цеха, пытался петь «Как упоительны в России вечера».