— Я готов ждать вашего ответа до тех пор, пока ад не замерзнет!
Советское руководство не ждало, что история с ракетами всплывет так быстро, и не знало, что говорить. Первая реакция Хрущева и президиума ЦК была агрессивно-возмущенной. На Кубу ушло распоряжение ускорить постановку ракет на боевое дежурство.
23 октября появилось заявление советского правительства:
«В связи с провокационными действиями правительства США Советское правительство заслушало министра обороны СССР Маршала Советского Союза товарища Малиновского о проведенных мероприятиях по повышению боевой готовности в Вооруженных Силах и дало министру обороны необходимые указания:
1. Задержать увольнение в запас из Советской Армии военнослужащих старших возрастов в Ракетных войсках стратегического назначения, в войсках противовоздушной обороны и на подводном флоте.
2. Прекратить отпуска всему личному составу.
3. Повысить боеготовность и бдительность во всех войсках».
23 октября госсекретарь Дин Раск, проснувшись, увидел солнечные лучи.
«Ага, значит я еще в этом мире, — подумал он. — Не все так плохо».
23 октября Кеннеди установил вокруг Кубы карантинную зону и предупредил, что американский флот получил приказ останавливать и досматривать все суда, идущие с грузом на Кубу, дабы не допустить поставки на остров наступательного оружия.
Утром 24 октября советские суда подошли к карантинной зоне. Приказ из Москвы советским капитанам гласил: прорываться. «Я почувствовал, — вспоминал Роберт Кеннеди, — что мы стоим на краю пропасти и обратного пути нет…»
В последний момент Хрущев приказал судам развернуться. Если бы суда попытались прорваться к Кубе, американские боевые корабли открыли бы огонь. И как бы тогда повели себя Хрущев и Кеннеди?
25 октября в Соединенных Штатах провели учебную атомную тревогу. Обычно в воздухе находилось десять-пятнадцать американских стратегических бомбардировщиков Б-52 с ядерным оружием на борту. В дни Кубинского кризиса в небе постоянно кружились одновременно около ста самолетов. Им нужно было всего несколько часов, чтобы через Арктику долететь до Москвы.
В случае если президент не в состоянии отдать приказ, право пустить в ход ядерное оружие переходило к заместителю командующего стратегической авиацией генералу Томасу Пауэрсу, который считал Джона Кеннеди трусом. Кто примет более точное решение, говорил генерал: те, кто готовился к войне всю жизнь, или гражданский человек, который всего несколько месяцев назад переехал в Белый дом?
У Томаса Пауэрса в арсенале было три тысячи ядерных зарядов, и даже товарищи по службе сомневались, можно ли ему их доверять. Даже его собственный начальник Лемэй считал генерала садистом. Генерал принадлежал к той кровожадной породе ковбоев, которых надо силой удерживать от стрельбы всякий раз, когда какой-нибудь подозрительный недруг нахально взглянет на них или на кого-либо из их друзей.