Наверное, голова закружилась из солидарности с бабочками. В последний раз я так паршиво себя чувствовала после возвращения из Адальфивы. Сжавшись в комок, сидела посреди заледеневающей комнаты и смотрела на предателя-мужа. Явившегося домой после работы с тортом и розами. Для Котеночка.
Вот меня и накрыло.
– Ань, это ты?
В руках у благоверного поникли цветы, а с ними и уголки губ, некогда приподнятых в улыбке.
– Я. И, как вижу, тебя это не радует.
Шоколадный бисквит превратился в торт-мороженое, огненно-красные лепестки тусклыми стекляшками рассыпались по полу.
Хорошо, что Воронцов в тот вечер не рассыпался и не стал мороженым. Хоть верхнюю одежду я ему хрустящей корочкой все-таки покрыла.
Выплеск магии и сильнейшие потрясения сделали свое дело. Высказав Леше все, что думаю, о нем и его приживалке, я потеряла сознание. Должно быть, вчера в клубе случилось то же самое. Я дала волю чувствам, а заодно драконьей силе, после чего благополучно отключилась, так и не дождавшись появления бывшего.
Что случилось потом – хоть убейте не помню. И вот кто-то хозяйничает у меня дома, и что-то мне подсказывало, что никакая это не мама.
– Доброе утро! – вошла в спальню «не мама».
Вошла (ну то есть вошел) по-хозяйски: в пижаме и домашних тапочках, которые уже давно следовало отправить в утилизацию. В руках поднос, на губах улыбка и голос мягкий-мягкий, как сахарная вата, и такой же приторно-сладкий.
– Нют, я тебе яичницу пожарил. С сыром и ветчиной. Все, как ты любишь, – завилял хвостом бывший.
Нам, конечно, еще только предстоял развод, но для меня Воронцов уже точно, окончательно и бесповоротно, был бывшим.
Шикнув на Котения Котеньевича, явно перевозбудившегося от запаха яичницы, Лешка уселся на кровать со мною рядом, а кот принялся крутиться у нас под ногами.
– Ты нас вчера так напугала. Ань, опять чудит твоя ледяная магия?
– Ты что, здесь ночевал? – хмуро покосилась на Воронцова, увеличивая между нами расстояние с вытянутого пальца до вытянутой руки.
Видок у него был так себе. Волосы взъерошены, под глазами следы усталости и хронического недосыпания. Не только для меня это был непростой период в жизни, но жалости к предателю я не испытывала.
– Боялся оставить тебя одну. Ты вчера была вообще никакая. За кем ты там в клубе все гонялась?
– Надеюсь, ночевал на диване?
Вздыхает.
– Ань, ты ведь знаешь, какой он скрипучий и неудобный.
– Воронцов, ты у меня сейчас станешь сугробом!
Увы, на создание сугроба пока силенок точно не хватит. А вот на то, чтобы остудить незваного гостя соком – сейчас узнаем.