— Чего домой не идешь? — спрашиваю. — Поздно уже.
— Не хочу домой.
— Что так?
— Предки достали.
— Так сильно, что на улице лучше?
— Тебя как будто не достают твои!
Я пожимаю плечами. У меня, вообще, все через задницу, так что даже не знаю, подходит ли в моем случае слово «достают». Обо мне же никто ничего толком не знает, особенно в школе, так что и Дашке не обязательно в подробности вникать. Но все-таки мне ее жаль. Так ведь и просидит всю ночь на лавке, если в милицию не загребут или не нарвется на какого-нибудь урода.
— Пойдем ко мне, — говорю. — У меня дома никого, только сестра.
— В смысле? — не понимает Дашка.
— В смысле, — повторяю, — ко мне пойдем. Чего тут торчать-то… Есть хочешь?
— Угу, — кивает Конкина.
— Пойдем! — я машу рукой, как бы подгоняя ее. — Пиццу закажем.
Дашка встает, и мы идем ко мне. Правда, я прошу ее подождать у квартиры, пока сам поднимаюсь к Инне Марковне за Ксюшкой. Просто появление девушки может вызвать целую волну вопросов, на которые мне совершенно определенно не хочется отвечать. Вернее, совершенно определенно мне придется что-то врать, а врать своей соседке, которая так по-человечески к нам относится, я не хочу.
Пока Ксюшка собирается, я кладу на комод пятьсот рублей. Я всегда плачу Инне Марковне за то, что она сидит с сестрой. И хотя она каждый раз пытается отказаться, я считаю, это правильно: она же тратит на нас свое время. И потом, если я не буду ей ничего платить, все это может перейти в разряд каких-то личных отношений. Деньги помогают соблюсти некую формальную грань. Вроде как, ты уже не просто просишь о чем-то. Вообще, деньги все упрощают. Они избавляют от претензий, вопросов и чрезмерного проникновения в душу.
— Не надо, Рома, — снова возражает Инна Марковна и пытается всучить мне мою пятисотенную купюру. — Я же говорила тебе! Забери!
— Ну что вы, Инна Марковна, — протестую я. — Все нормально. Вы же тратите свое время…
— Так мне же это в удовольствие!
— Вот и хорошо! Тем более берите!
Я кладу бумажку обратно на комод и прижимаю бюстом Бетховена. Инна Марковна неодобрительно качает головой и вздыхает.
— Ну что у тебя денег так много, что ты можешь мне платить? — почти невинно возмущается она.
— Есть у меня деньги, — говорю. — Я же работаю.
— Папа-то помогает вам? — спрашивает она, когда мы с Ксюшкой уже уходим.
— Угу, — бурчу я.
Сестра уже клюет носом, так что я быстро укладываю ее спать, и мы остаемся с Дашкой.
— А где твои? — спрашивает Конкина, имея в виду, конечно, родителей.
— В командировке, — отвечаю.
— Оба?
— Угу.
— Круто, — тянет она. — И часто они так?