— Нет, Альма, на этот раз я не удрал! Меня выгнали из лечебницы еще вчера вечером. Я не хотел тебе говорить, но, когда увидел твое счастливое лицо, понял, что не могу лгать!
Он подсел к ней и принялся рассказывать обо всем, что произошло после их вчерашнего расставания: и о мытарствах по всевозможным инстанциям, которые чуть было не довели его до отчаяния, и о стычке с Шульцихой, и, наконец, о том, что он из каких-то дурацких соображений оставил дома пальто.
— А теперь получается, что мерз я совершенно зря! Впрочем, может, вовсе и не зря. Я еще не разобрался в себе, но чувствую: теперь все изменится. И вообще, не так уж я и замерз — у меня просто не было времени об этом думать!
И он так на нее посмотрел, что она притянула его голову поближе и прошептала:
— Ах ты негодник, как это ты на меня смотришь? Ты знаешь, что я тебя ужасно люблю и что ты выглядишь сейчас на тридцать лет моложе?! Как бы я хотела сегодня же вырваться отсюда и полететь с тобой в наше гнездышко!
И едва она выговорила эти слова, как лицо у нее изменилось, и он понял, что внезапная мысль немедленно пойти с ним домой тут же завладела ею, что мимолетное желание превратилось в настоятельную потребность, а потом и в твердое намерение. Напрочь позабыв о своей ране, она бормотала:
— А вот возьму и выпишусь! А если меня не отпустят, поступлю, как ты: просто-напросто сбегу!
И, сияя, добавила:
— Подумай только, какое счастье: сегодня вечером мы наконец-то снова будем вместе!
Он ответил раздраженно:
— Об этом и речи не может быть, Альма! Вспомни о своей ране: ее нужно ежедневно промывать и перевязывать! Ты не должна прерывать лечение. Я вполне справлюсь сам. Главное — больше не валяться кулем на кровати!
Она упрямо возразила, что сделает так, как считает нужным. И сегодня вечером покинет больницу!
Он знал, как она умеет упираться, и попытался решить дело миром: принялся уговаривать, подбирая правильные, добрые слова. Уговаривать пришлось долго: ей втемяшилось сегодня же выписаться.
— А с молодым врачом я все улажу!
Конца-краю этому спору не было, и у Долля уже не оставалось никакой надежды ее переубедить. Пару раз к ним заглядывала монахиня с улыбкой мадонны и намекала, что герру Доллю пора идти. Ужин давно стыл на тумбочке у кровати. Под конец, прощаясь с Альмой, он все-таки вырвал у нее обещание, что она не сбежит из больницы сегодня же вечером и не будет ничего предпринимать, пока не посоветуется с главврачом. Как чудесно этот вечер начинался — и как скверно закончился: обе стороны не добились желаемого и сердились друг на друга.