– Так не может долго продолжаться, – проговорила Халифа отходя от кровати хадин. – Нужно что-то делать, ребенок погибнет, если она не родит его.
Хадия внимательно посмотрела в лицо кальфы.
– Она и не родит его, – заключила она. – Душа, что сейчас мечется в теле нимфы, мешает расслабиться телу.
– И что же теперь? – голос Халифы прозвенел в наступившей тишине, и обе кальфы повернулись в сторону роженицы.
Хельга без движения лежала на постели. Закатившиеся глаза и белая, как мел, кожа говорили о том, что девушка находится в обмороке.
– Зови Шейха, – приказным тоном проговорила Хадия. – Он нужен здесь.
Хамас ворвался в комнату и замер на пороге. Его взору открылась картина из его кошмарного сна. На кровавых простынях лежало неподвижное тело нимфы, застывшая над кроватью Хадия, склонившись над телом Хельги, одними губами быстро проговаривала слова.
– Что ты наделала? – взревел Хамас, но его тут же остановила за руку Халифа.
– Господин, – она склонилась в поклоне, когда взгляд Шейха переключился на нее, и в нем неистово полыхнул гневный огонь.
– Что? – прогремел он.
А тем временем, над кроватью уже закручивались вихри невесть откуда взявшегося ветряного потока.
– Душа Хельги мешает телу нимфы выпустить на этот свет дитя, что томится в материнском чреве. Если мы будем и дальше тянуть, то погибнут оба.
Первое, что я почувствовала – легкость во всем теле. Неужели все разрешилось? Я открыла глаза и задохнулась от разверзнувшейся под моими ногами бездны. Глоток воздуха, и вот я уже дышу. Как так? Я же должна рожать ребенка, а я нахожусь не там, где надо. Мурашки осознания пробегают по позвоночнику снизу вверх. Ледяной обруч охватывает сначала грудную клетку, выдавливая из легких воздух, а потом, поднимаясь вверх, сжимает стальными оковами горло.
Умерла? Трогаю себя руками. При этом по щекам катятся крупные слезинки, и влага застилает глаза. Плоский живот говорит о том, что ребенка во мне уже нет. Тихое рыдание сотрясает мое тело. В сознание впивается когтистыми лапами страшный вопль. Скулы сводит, подношу одну руку ко рту, другую к груди. Кричит душа. Она мечется внутри, просит вырваться наружу, чтобы посмотреть на происходящее шире. Оплакать нерожденного ребенка. Оплакать страдание и горе Хамаса. Оплакать то, что не смогла насладиться минутами материнства при жизни. И то, что никогда не прижму к груди маленькое тельце. Тяжелый вдох, и часто начинаю моргать. Руки прижаты к груди в попытке немного усмирить разбушевавшуюся душу.
Вдруг под ногами начинает происходить что-то странное. Попасть меняет цвет. Клубящиеся туманные облака делаются прозрачнее. Я осматриваюсь по сторонам. За спиной, оказывается, стоит могучий ствол дерева, а я сижу у основания толстого сука.