Анна остановилась, размышляя. Мишель не понравилась ей сразу же, но по зрелому размышлению Анна поняла, что особых причин для этого нет. Она уже собиралась подойти и заговорить, но Мишель первой окликнула её, и Анна решительно направилась к ней.
– Доброе утро, простите, не знаю, как к вам обращаться, – сказала она.
Мишель поджала губы и некоторое время смотрела на Анну, так что та уже начала вспоминать, почему именно этот человек ей не симпатичен.
– По имени, – заметила Мишель с некоторой долей яда в голосе.
– Если это будет вам удобно.
– Что поделать, если титула я не имею.
Анна надломила бровь.
– Вы так говорите, будто его у вас отняла я.
Мишель некоторое время смотрела на неё молча, будто бы искала, к чему придраться, но, в конце концов, ответила только:
– Нет. Просто он у вас есть.
Анна, решившая уже, что этот разговор был плохой идеей, развернулась было, чтобы уйти, но Мишель снова окликнула её.
– Баронесса Бомон!
– Да, – Анна чуть повернула голову.
– Не хотите потренироваться?
Мишель кивнула на меч, который всё ещё держала в руках.
Анна посмотрела на оружие и тоже поджала губы.
– Простите, нет.
Она повернулась, чтобы уйти, но снова услышала голос из-за спины:
– Боитесь испортить ручки?
Анна остановилась.
– Ведь они привыкли к другой работе.
Анна спиной чувствовала усмешку, но промолчала и двинулась прочь.
Мишель была права, хотя и не до конца. Анна никогда не держала в руках клинка, но не потому, что не хотела. За её руки всегда опасался король. Генрих строго следил за тем, чтобы тело Анны оставалось хрупким, а кисти – нежными. Анна прекрасно знала об этом требовании к себе и давно уже смирилась с тем, что любые грубые развлечения – не для неё. Во дворце это казалось естественным, а теперь от мысли о том, что даже безродный бритт может позволить себе больше, чем она, больно сдавило грудь.
Анна поднялась на ту же стену, где накануне была с Виктором, и долго стояла, глядя на море.
Вечером герцог не вернулся. Не появился он и наутро.
Его не было три дня, и за эти три дня Анна обошла все закоулки крепости и уже стала было раздумывать о побеге, потому что теперь, когда она осталась в одиночестве, это место казалось слишком суровым и лишённым всякой привлекательности.
С мыслями о побеге она легла спать на третий день, но уснуть не успела, потому что в дверь постучали и тут же, не дожидаясь ответа, открыли её настежь.
Анна села на кровати, не зная, чего ожидать от столь бесцеремонного вторжения, но тут же вздохнула с облегчением, поняв, что такую наглость себе может позволить только один человек.