Штучек… Забыть не может, как мы курсанта катали. С какой стати к нам в отдельную эскадрилью такого занесло, никто тогда не понял, но к делу приставили – приказали наносить камуфляж. Он взобрался с краской на крыло, а штурман один мотор запустил и покатил по рулежке. Курсант заорал благим матом, упал в полный рост, впился в обшивку насмерть, потом его еле отцепили.
Признаться, мне полегчало, когда я Прохорова представил орущего и на крыле. Опять сказал «есть», повернулся на каблуках и за дверь.
Иду, размышляю. А что остается? Оно ясно – таких штатских так просто не присылают, и от задания необычного нам точно не отвертеться. Неприятностей мы не ожидали, насколько можно их не ожидать на втором году войны в дальней бомбардировочной авиации. Но не из-за безлошадности ведь они на нас свалились. Да чего там, из-за меня они начались. Во всяком случае, без моей летной книжки не обошлось.
Боевых, да и прочих вылетов в ней не больше, чем у других, но дело, надо понимать, в том, что вылеты эти на восьми разных машинах. Даже на Ю-52 три раза бомбы кидать летали. Тогда, в тридцать восьмом году, нас в Испанию добровольцами послали – да мы и были, в общем-то, добровольцами – эскадрилья СБ и разведчик По-2. Из пилотов я самый молодой.
…Зима там – сплошные дожди. Только разместились, осмотрелись, механики наши полезли машины проверять. Испанцы скептически посмеивались. Переводчик, капитан Симакин, злился временами. Ему трудновато приходилось – дергали его и мы, и испанцы. По приказу, разумеется, все к поездке готовились, язык учили, но так себе учили. Я, например, считал, что достаточно знать машину как свои пять пальцев, а остальное – дело десятое. Глупо, конечно. Друг с другом объясняться могли, вроде на иностранном, но испанцы нас совсем не понимали. Вот Семакину и приходилось всякую ерунду переводить. Да еще один говорил одно, а другой – другое.
Небо затянуто сплошь снеговыми тучами, из которых днем льет дождь, а ночью валит снег. Погоды нет, полетов нет.
Сидели, с местными общались. Там вообще не понять было, кто в армии, а кто – местное население. Гражданская война – вот он, вроде боец, вечером смотришь – пошел домой корову доить. Ну, а нам что, подружились на уровне жестов.
Старик, помню, из местных, Хименес, притащил двух зайцев. Кухарку нашу звали Бланка, белая, значит, со слов переводчика. На самом деле она была черна как головешка. Суровая тетка, освежевала зайцев, нарубила на куски и в жаровню. Я прямо залюбовался этой ее работой. Они все там такие. Иногда слова не добьешься, а если разговорятся, то никакой переводчик не успеет, и половины не понимаешь, но видишь, что все смеются. Вино в мешках кожаных, мехах, много, никогда столько вина не пил.