" Альв Ринхольф, вызывала у нее вполне понятные сомнения. Не то, чтобы знатные дворяне не могли одновременно являться еще кем-нибудь из тех, о ком не принято говорить на ночь глядя, оборотнями, например, или даже вампирами. Такое, насколько помнилось Альв, случалось достаточно часто. Впрочем, имен этих людей — или лучше сказать, нелюдей, — она по-прежнему не помнила. Другое дело, что ни Длинная Унн, ни братья Обермайстеры о виверне, похоже, ничего не знали. Во всяком случае, никак не связывали факт оборотничества с самой Альв.
Они склоняли голову перед герцогиней Ринхольф, ну, или перед княгиней Ринхольв, хотя, возможно, Ринхольв — это всего лишь патроним, и титул Альв, как и ее официальное имя, звучат совсем иначе. В любом случае, эта неизвестная особа была и сама по себе кем-то, наделенным такой силой и облеченным такой властью, что о ней знали и за пределами Штирии. Кем-то, кто был знаком с духами, ведьмами и оборотнями, и кто мог навестить при случае Лорелею — гордую хозяйку "золота Рейна". И власть эта, судя по некоторым признакам, пугала людей и нелюдей никак не меньше, чем когти виверны.
Впрочем, о чем-то подобном Альв начала догадываться сразу после встречи с Волной. Сейчас же, когда в мозаике возникли новые детали, она точно знала, что и как станет делать дальше. В ближайшем крупном городе им, Йепу и ей, оставалось лишь найти какого-нибудь книжника или знатока геральдики и путем несложных расспросов выяснить, кем была "в свое время" ее "венценосная бабка". Имя и титул, а также приблизительное время правления известны, так что узнать, кем являлась "Фюрстина Анна", будет, по-видимому, несложно. А там уже и до Альв рукой подать: имя не секрет, — если конечно она и правит под этим именем, — титул легко угадывается, герцогиня или княгиня, и география поисков ограничена Тиролем, Австрией и Штирией. Ну, может быть, еще и Каринтию следует иметь в виду…
Альв вернулась к опушке леса и, встав в тени старых буков, посмотрела на постепенно оживающую дорогу, терпеливо ожидающий ее на обочине дормез и на прогуливающегося неподалеку Йепа. Ее мужчина был великолепен, и легенда про драуга подходила ему, как сшитое по мерке платье. Альв, разумеется, предпочитала его живым — во всех смыслах, — но образ ожившего ради мести мертвеца добавлял Йепу толику мрачного очарования, и это нравилось Альв чисто эстетически. Да и в постели возбуждало, не без этого. А еще Йеп был восхитительно великодушен, и да, похоже, он ее любил по-настоящему. Большинство поступков, которые он совершил ради нее, можно было объяснить страстью немолодого мужчины к молодой женщине. Большинство, но не все. Йеп остался с ней даже после того, как узнал о ее второй сущности.