И вот, сидя на противоположном от Альв конце длинного стола, Яков любовался этой хрупкой изящной женщиной, так внезапно вошедшей в его жизнь, и столь драматически ее изменившей. Смотрел, как аккуратно она ест, поглощая с элегантностью подлинной аристократки совершенно невероятное количество разнообразных яств, как наслаждается вкусом блюд, как пьет вино и улыбается, не забывая при этом бросать на Якова быстрые полные смысла и значения взгляды, заменявшие им обоим настоящий застольный разговор, ибо то, что они оба произносили при этом вслух, никакой содержательной ценностью не обладало.
Альв была сейчас изумительно хороша. Она буквально светилась от счастья, и дело, как полагал Яков, было не только в том, что она снова оказалась дома, в своем родовом замке, и, разумеется, не сводилось к тому, что именно она ела или пила в этот момент, а в том, наверное, что, выйдя в путь три месяца назад беспамятной, забывшей свою жизнь и самое себя, она вновь обрела память, а значит и себя, ту, кто она есть на самом деле. Но и это не все. Судя по всему, ее сомнения относительно своей человечности и чувств, которые испытывает к ней Яков, были окончательно разрешены. Она приняла свою природу, суть и судьбу, не находя ее теперь ни ужасной, ни отвратительной. Но ее двойственная природа продолжала привлекать Якова ничуть не меньше, чем в самом начале их более чем странного знакомства. И в самом деле, глядя на Альв, едва успевшую сменить запыленный и насквозь пропотевший мужской дорожный костюм на одно из к счастью сохранившихся платьев из ее богатого гардероба — Николао и его пассия просто не успели в волю похозяйничать в Черном замке, — трудно было представить себе, какой она была раньше и какой может еще стать в будущем. В этой хрупкой женщине притаилась опасная, как сама смерть, виверна — маленький, но обладающий огромной силой, беспощадный и не ведающий страха дракон. За обликом милой смешливой девушки скрывалась умная, отменно образованная, пожившая и узнавшая жизнь во многих ее проявлениях аристократка и колдунья.
Конечно она изменилась. Угадывая чутьем опытного дознавателя прошлую версию Альв и сравнивая ее с нынешней версией этой незаурядной женщины, Яков отчетливо видел различия, в особенности, во всем, что касалось ее мотивов и этики. И тем не менее, он не обольщался. Альв не смогла бы стать пай-девочкой даже если бы очень захотела. Настолько сильно измениться она не могла, да и не должна была, если честно. Как ни крути, а в этом мире и в этом времени, правящая княгиня не может себе позволить быть мягкой или сентиментальной. Вернувшись в свое родовое гнездо и возвратив себе имя, принадлежащее ей по праву рождения, Альв приняла на себя множество разнообразных обязательств, — перед вассалами и союзниками, клиентами и просто людьми, жившими под ее властью и защитой, — но не только. Она должна была ощутить, ну или еще ощутит в ближайшем будущем то нечеловеческое давление сложившегося за годы и годы образа могущественной и безжалостной колдуньи, без которого нет и не может быть Альв Ринхольф правящей княгини Горицкой. Мир, раскинувшийся за пределами "Темных аллей", не примет теперь некую Альв Ринхольф — подругу Якова Ицштеда по прозвищу Швед. А у княгини Горецкой в этом мире слишком много врагов, завистников и недоброжелателей, чтобы отказываться от образа Темной госпожи. Впрочем, Хозяйка полуночи нужна и ее союзникам, клиентам и клевретам. И все они — знающие ее лично или понаслышке — видят ее не такой, какой она стала, потеряв память и познакомившись со своим Яковом, а такой, какой Альв была до покушения, случившегося больше года назад на большом Венецианском карнавале. И ждут от нее соответствующих слов и поступков.