— Для начала в регистратуру, — объяснил Яков. — Оформим вашу выписку, и тогда уже отправимся на поиски приключений.
* * *
Из похода в ресторан и в ходе экскурсии по весеннему Шлиссельбургу Яков узнал, что Альв обладает хорошим аппетитом, но ест при этом спокойно, не торопясь и крайне воспитанно. Ножом и вилкой, как и прочим ресторанным инвентарем пользуется с естественностью "старожила", названиям блюд и продуктов не удивляется, и никакого неудобства от поездки в тяжелом локомобиле не испытывает. Город ей, судя по всему, понравился, но, несмотря на то, что она по-прежнему, ничего не помнила ни о Себерии, ни о Шлиссельбурге, удивления не вызвал. Город, люди, техника — все это являлось предметом любопытства, но и только.
Потом, когда наступили ранние сумерки, Яков вывел свой "Кокорев-командор" на шоссе, идущее параллельно Старо-ладожскому каналу, и погнал на север, предполагая обогнуть Щучье озеро и подъехать к усадьбе Норнов по старой лесной дороге с северо-востока. Вообще, в отличие от западного берега, заросшего густым лесом, восточный был давно и хорошо обжит. Здесь издавна — лет триста, пожалуй, — жили Норны, Кумачевы, Зарубины и Свевы. Четыре мызы с молочными фермами, лесопилкой и маленьким конезаводом, давным-давно находившимися в ведении арендаторов. Однако усадьбы, строенные из кирпича, битого камня и дубовых бревен, до сих пор являлись родовыми гнездами четырех семей, роднившихся в прошлом не раз и не два. Последним по времени такого рода матримониальным союзом стал брак сестры Якова Труты Свев и соседского сына — Петра Норна, служившего в Казенном приказе, сиречь в Министерстве Финансов. Петр был значительно младше Якова, к тому же "банкир", а не "вояка". Соответственно, и особой дружбы между ними с самого начала не возникло. Соседи, знакомые, родичи по браку — зять и шурин, — государственные чиновники, но никак не друзья. Тем не менее, Яков бывал у Норнов довольно часто, благо холостяк и живет поблизости. Но причина частых визитов была, разумеется, не в Петре, а в Труте, и все посвященные все прекрасно понимали.
* * *
Память не возвращалась, и это было странное чувство: знать, что многого не знаешь, потому что забыла, но не знать, что именно забыла, потому что и это тоже стерто из памяти. Она прекрасно себя чувствовала, свободно говорила с другими людьми, ориентировалась в окружающей обстановке, хотя и не всегда узнавала те или иные вещи, и все-таки не знала даже того, как ее зовут на самом деле. Альв Ринхольв, сказал Яков. Возможно, что и так. Но назвалась она — если, и в самом деле, назвалась, — находясь в полубессознательном состоянии. Тогда назвалась, сейчас снова не помнила. И ничего по поводу этого имени не чувствовала. Но вот какое дело, оно не казалось ей странным или чужеродным. Напротив, оно было одним из многих имен, имевших отношение к языку, который здесь отчего-то никто не понимал. Ульфила, Вульфсиг, Ринхольв… Альв Ринхольв… Эльф из Волчьего Круга… Должно ли это что-то означать или это просто имя, как и любое другое, которое когда-то что-то значило, но давно уже это значение утратило? У нее не было ответа на этот вопрос, но и другого имени не было тоже, и, значит, она была Альв Ринхольв. Во всяком случае, пока.