При дворах одновременно в Пекине и Санкт-Петербурге к тому же осознавали, что дело Улалдзая запутали тогдашние чиновники, отвечавшие за охрану границы на месте. Поэтому, заметьте, с обеих сторон поменяли ключевые фигуры среди этих государственных служащих. Вскоре после прекращения торговли монгол Сунъюнь, принадлежавший к клану Синего знамени без полос и удостоенный чина важного сановника, получил распоряжение выехать на место для проведения расследования и доклада о его результатах. Сунъюнь начал свою выдающуюся карьеру в качестве толмача при Лифаньюане в 1772 году и завершил ее в 1834 году, после того как послужил на самых ответственных руководящих должностях в столице и в провинциях. Джордж Макартни, посольство которого тот сопровождал в 1793 году, считал его «молодым человеком, отмеченным большими достоинствами». Его первейшая задача состояла в том, чтобы обеспечить на деле приостановку торговли; обуздать контрабанду; позаботиться о том, чтобы китайские подданные в приграничной зоне начали получать все необходимые товары, которые прежде приобретались у русских купцов; упорядочить деятельность всех торговцев, прибывающих на границу, и, в частности, пресечь вывоз ревеня из Поднебесной. Но в конце концов он подтвердил свою репутацию человека редких дарований, способного мастерски вести переговоры с русскими чиновниками и налаживать дело.
Кроме И.В. Якоби, уже названного нами в качестве вельможи, попавшего в 1789 году в немилость императрицы, которого сменил на посту генерал-лейтенант Иван Алферьевич Пиль, в 1787 году освободили от его обязанностей Ивана Варфоломеевича Дамба. Его место занял генерал-майор Михаил Михайлович Арсеньев, скончавшийся на своем посту пять лет спустя. Вслед за ним пришел еще один генерал-майор — Ларион Тимофеевич Нагель. Постоянную критику конкретно И.В. Дамба китайцами в Санкт-Петербурге начали воспринимать всерьез, и его посчитали ответственным за провал всего дела Улалдзая. Отставка И.В. Якоби и И. В. Дамба могла как никакой иной фактор послужить формированию условий, когда китайцев стоило бы убедить в российских благих намерениях. Только еще одна утрата вроде бы выглядела более важной — сам Улалдзай в конечном счете внес свой решающий вклад в закрытие своего дела тем, что умер в 1788 году.
К началу 1788 года императрица Екатерина со своим двором, находившаяся под бременем турецкой войны, начавшейся в августе предыдущего года, решила как можно скорее покончить с китайскими разногласиями. Потребовалось совсем немного времени, чтобы догадаться о неизбежности уступок и о том, что восстановление ценной торговли с китайцами стоит любых концессий. Обращали на себя внимание громадные убытки, понесенные Государственным казначейством и купцами-единоличниками, которые в середине 1790 года оценивались в 600 тысяч рублей для государства и в пять раз больше для купцов ежегодно. Уже в июле 1788 года в Государственном совете согласились с необходимостью заключения с китайцами нового соглашения относительно нарушителей границы и приграничных мародеров. Новый иркутский губернатор М.М. Арсеньев докладывал в сентябре того года о совершенно определенной готовности китайского пограничного коменданта договариваться по всем имевшимся проблемам. А два месяца спустя он поделился выводом о том, что китайцы ждут только дипломатической ноты из Сената с демонстрацией желания совместно рассмотреть соответствующие изменения в действующий договор, касающиеся наказания нарушителей границы. Генерал Арсеньев попросил наделить его полномочиями на ведение переговоров по данной теме, в Государственном совете согласились делегировать ему такие полномочия.