Избранное (Минач) - страница 134

Вдруг председатель услышал посторонний подозрительный звук. Он доносился издалека, может быть, ему показалось. Он был недоверчивый, по крайней мере, все это о нем говорили; критиковали его: если хочешь жить среди людей, доверяй им. Но лучше быть недоверчивым, чем потом хвататься за голову. Председатель остановился и прислушался. Конечно, кто-то ломает кукурузу. Хруст. Снова хруст. Кто-то хозяйничает в его чудесной кукурузе. Сейчас я им покажу! Сейчас я им!.. Он двинулся в ту сторону, откуда доносились подозрительные звуки, крался потихоньку, чтобы не спугнуть воров. Сейчас я им кости переломаю. Сейчас я им ребра пересчитаю. Такая чудесная кукуруза. Он скользил по меже, настороженно оглядываясь по сторонам, инстинктивно ища какое-нибудь оружие, и нашел только обломок рукоятки от мотыги. Звуки приближались, теперь он ясно слышал, как хрустит кукуруза. Он слышал даже приглушенные голоса. Звуки доносились с дорожки. Ему пришлось сойти с межи и идти по кукурузе. Вот я вам! Вот я вас! Председатель от злости готов был разорвать воров на куски. Он наткнулся на кукурузный стебель. Кукуруза затрещала, этот треск прозвучал как взрыв. Председатель остановился. Шум прекратился, наверняка его услышали. Он представил себе, как они стоят за высокой стеной кукурузы и прислушиваются точно так же, как и он сам. От злости он прикусил губу. Теперь он не сможет застать их врасплох.

Делать нечего, придется рисковать. Либо пан, либо пропал. Он побежал через кукурузу, но не очень быстро. Он жалел каждый стебель, кукуруза казалась ему живым существом. Он услышал топот бегущих ног.

— Я вас, чтоб вам провалиться! — закричал он.

Председатель выбежал на дорожку и увидел в конце ее две согнутые убегающие фигуры. На их спинах он ясно различал наполовину наполненные мешки.

— Я вам ребра переломаю! — кричал он на бегу.

Добежав до конца дорожки, он увидел, что воры садятся на велосипеды. Ведь убегут, и он даже не узнает, кто это был. В нем поднялась такая злость, что, поймай он воров, убил бы на месте. Он замахнулся обломком рукоятки и швырнул его вслед им. И сам удивился, что обломок попал в цель. Послышался звук удара, звякнул звонок на велосипеде. Один из велосипедистов свалился на землю. Председатель бросился к упавшему, но тот, о трудом поднявшись на ноги, сел на велосипед и помчался к деревне.

Председатель нашел только мешок с кукурузой. Забросив его на спину, он пошел в сторону деревни. Постепенно гнев его улегся. Он понимал: мое счастье, что я их не поймал. В таком бешенстве не знаю, чтобы я с ними сделал. А рука у меня тяжелая, как кувалда. Сколько раз я чуть было не погорел из-за своих рук. Наверное, хорошо, что они сбежали, подумаешь, пара початков. А в другой раз они не полезут. И все-таки было бы неплохо из ружья пальнуть солью пониже спины. Пришлось бы им дня два отмачивать задницы в теплой воде. Такая чудесная кукуруза. Когда же наконец люди станут людьми? Бог знает, удастся ли это вообще. Чтобы отучить людей грести к себе, нужны годы, десятилетия, а научиться этому можно в момент. Иметь, имею, имеем — это как заколдованный замок на недоступной скале. У меня вот ничего нет, только пара штанов да рубашек и — и мотоцикл. «Тебе легко живется, — сказала старая Гривначиха. — Тебе легко, сынок, бросаться добром, потому что у тебя ничего нет. Подожди, вот женишься, появятся дети…» Лучше вообще не заводить детей, чем воспитывать хапуг. Как будто детям много нужно, детям мало надо, человеку мало нужно. Старшее поколение сваливает на младшее, молодые на совсем маленьких и так во веки веков. До чего мы так дойдем? А вот женюсь, и мне ничего не будет нужно. Мариена — разумная девушка. Разумная? Ну, конечно, она любит одеваться, хочет быть красивее всех, но этого хотят, наверное, все девушки. Она любит ездить в город, любит витрины, кино, но ведь она еще очень молодая. Она сможет понять меня. Только нужен правильный подход. Мариена — хорошая девушка, немного легкомысленная, все девушки теперь слегка легкомысленные. Какой я ее воспитаю, такая она и будет. Принципы существуют для того, чтобы их придерживаться Я не могу отступить от своих принципов из-за чьих-то красивых глаз. Только будет это ох как не легко.