И Винцо уже тогда уразумел, что к чему на белом свете. Натерпелся нужды и насмешек, которые с нуждой в паре ходят — бедняк всякому на посмеяние. И он решил, что не будет жить так, как отец. Нет и нет, ни за что! Он избавится, вырвется отсюда, с этого проклятого навозного двора!
Но в тридцать пятом, едва он закончил городскую школу и собирался на свой страх и риск пробиваться дальше, во время жатвы отец разбился при вывозе сена. Беспрестанно кашлял и плевался кровью, а осенью умер. Мать не так убивалась по отцу — отмучился, бедняга, хоть отдохнет на том свете, при жизни ему было не до отдыха, — она лила горючие слезы, оплакивая себя и четверых малолетних детей.
Что делать?
Над ними нависла угроза, что их прогонят со двора. Так Винцо пришлось распроститься со своими мечтами и вернуться на ненавистный навозный двор. Он был сильным, выполнял мужскую работу, к нему перешли отцовы лошади. Он еще больше замкнулся, а взгляд его стал еще более тяжелым, он почти не улыбался. Что выйдет из этого парня? — вздыхала мать, когда вечером, измотанная, укладывалась в постель.
Он никого не боялся. Ему было шестнадцать лет, когда он в первый раз нагрубил управляющему, и тот лишь удивленно посмотрел в темные глаза коренастого, сильного паренька. Мать, правда, испугалась. Смирись, сынок, что с нами будет, если нас выкинут на улицу? Хуже не будет, ответил он, оторвавшись от книги. По вечерам, перед сном, он всегда читал, не желая отказываться от мысли об учебе. Веки у него слипались от усталости, точно свинцом налитые, сколько раз он засыпал над раскрытой книгой! Винцо осунулся, глаза в окружьях нависших бровей и широких скул смотрели на мир еще мрачнее.
На дворе его не любили, но уважали. Когда старому Ленгарту надо было чего-нибудь добиться от хозяина, мужики советовали: «А ну, прихвати Баламута; не мешает иметь при себе кого посмелее». Его прозвали Баламутом, потому что он не боялся вступиться за правое дело. В самом доле, он мог сказать правду в глаза даже хозяину, самому пану Кишфалуди!
Летом тридцать восьмого года на каникулы приехал молодой пан Имре. Винцо был уже взрослый парень, дюжий мужик, красавец, светлые волосы вились у него колечками: волосы — это было все, что он унаследовал от матери. Однажды, уже стемнело, он гнал на подводе, надо было свезти еще один воз. И возле барской усадьбы, на повороте чуть не сбил Имре, возвращавшегося из деревни. Окутанный облаком пыли, Имре так и врос в землю, как вкопанный, потом погрозил кулаком и крикнул: «Вонючка!»
Винцо расслышал это даже сквозь грохот подводы. Резко, на всем скаку остановив лошадей, он сошел с повозки. С невозмутимым видом подошел к молодому хозяину: