Дмитрий не ответил. Сегодня собственная внешность интересовала его менее всего. Через силу он рассматривал свое отражение: лицо казалось длинным и унылым, но бледности не было, или она не бросалась в глаза, а это главное.
— Совершенно, совершенно незаметно. — Николя просунул руку под фрак и на мгновение задержал ее. — Стучит сердечко как часы! Ты мне поверь: кажется, выскочит и побежит по Крещатику!
Дмитрий дернулся:
— Потом, Николя, не время.
— Да это я так, просто. — Николя извлек браунинг из кармана фрака, нарочно для этого пришитого с внутренней стороны, — Никто и не догадается. Игрушка, а не пистолет. Ты сам попробуй, вдруг цепляет.
Дмитрий взял протянутое оружие, вернул в карман фрака, потом быстро выхватил.
— Все в порядке.
— Ты пробуй, пробуй.
Дмитрий, криво улыбаясь, повторил процедуру несколько раз. Нигде не цепляло, портной свое дело знал.
— Теперь прицелься, ну, вот хотя бы в меня. — Николя отошел к дальней стене комнаты.
— Зачем?
— Все должно быть натурально, за нами… за тобой будут следить, понимаешь? — Николя встал в позу, скрестил на груди руки: — Целься!
Дмитрий поднял пистолет. Браунинг он увидел только сегодня, но до этого две недели посещал тир Рахманова, стрелял из «Монтекристо», и, под конец, получалось совсем недурно, тому свидетельство безделушки на этажерке — призы. Хозяин тира даже уверял, что у него несомненные способности. Скорее всего, хотел подольститься к выгодному посетителю, сделать завсегдатаем, а приятно было.
Браунинг сухо щелкнул.
— Ты убит, — Наповал, — согласился Николя. — Теперь давай заряжать.
Они подсели к столу.
— Вот этот патрон отделит наших приятелей от остальных, грубых и нехороших. Он от другого пистолета, и потому непременно заклинит механизм.
— Для чего?
— На всякий случай. Я тебя знаю, Митенька, войдешь в раж, так и не остановишься. Про пистолет потом напишут, и все станет ясно, железка немного подвела.
— А первые выстрелы?
— Мы же обо всем договорились. Панцирь, помнишь?
— Какой панцирь? — Дмитрий действительно забыл: последние дни прошли в лихорадочном бреду, все путалось — сны и явь.
— Чемерзинский, его нынче все носят, кто боится.
— Ах, защитный… А он точно его носит?
— Какая разница?
— Да, действительно… — Дмитрий поставил пистолет на предохранитель, вернул в карман. Теперь браунинг ощущался иначе — ледяной спящей змеей, готовой в любой миг отогреться и ужалить.
— Я… Я очень бы хотел быть рядом с тобой, но… Ты понимаешь… — начал опять оправдываться Николя.
— Понимаю, — хотя не понимал и расстраивался, возникало странное чувство, словно Николя, нет, не обманывает, но ищет выгоду, свой интерес.