— Господи, нет… — прошептал Грим сквозь слезы… — Нет… Пожалуйста, только не она. Прошу тебя, отпусти ее. Прояви хоть каплю милосердия. Она невиновна. Она ничего не сделала. Умоляю, отпусти ее.
Лора пыталась что-то сказать, но кляп у нее во рту надежно ей в этом препятствовал.
— Да, лейтенант… — улыбнулся Головорез, отходя на пару шагов назад. — Вот так… Умоляй меня. Проси меня. Унижайся передо мной. Теперь ты понял, кто из нас двоих здесь главный?
— Боже, да что ты за чудовище!!! — закричал Грим сквозь слезы. — Как такую тварь как ты носит земля? Как Бог допустил твое появление на свет.
Головорез в голос рассмеялся.
— Ты говоришь, Бог? — улыбнулся Головорез. — Да, ты прав, парень. Бог бы не допустил. Открою тебе маленький секрет. Его нет. А если он и есть, то ему уже давно на всех нас плевать. И сейчас молить ты должен не Бога, а меня! На колени! Живо!
Грим бессильно рухнул на колени.
— А теперь умоляй меня! — кивнул Головорез. — И делай это убедительно! Жизнь этой красотки в твоих руках.
— Пожалуйста, Джейсон, отпусти ее. — начал Грим. — Я знаю, в глубине души у тебя еще осталось добро. Я не знаю, что сделало тебя таким. Возможно, у тебя было тяжелое детство. Возможно, к тебе были слишком строги твои родители… Наши родители… А возможно, ты просто сбился с пути. Клянусь, я не знаю, почему так вышло. Но этого уже не изменить, что бы ты ни делал, эту боль уже не унять. Убийство лишь прибавит тебе страданий. Не делай этого.
— Да что ты знаешь о боли? — закричал Головорез. — Ты, избалованный маменькин сынок, слюнтяй и нытик, общественный любимчик. Что ты действительно знаешь о страданиях и мучениях? О нет, я тебе расскажу. Так слушай, лейтенант. Мой папаша… Наш папаша… В твоем мире он кто? Заботливый пенсионер, любящий отец и пример для подражания? Потому что в моем мире этот тиран, садист и самодур. Он избивал меня на завтрак, обед и ужин, называя это воспитанием, и делалось это сквозь пальцы моей матери! Да, она просто стояла и смотрела. Она даже не пыталась его остановить. И так я жил шестнадцать лет. Потом мне все-таки пришло в голову оттуда сбежать.
Головорез нервно сглотнул, но продолжил.
— Потом я учился в колледже. — воскликнул Головорез. — Я хотел стать переводчиком. Ты же знаешь, у нас с тобой склонности к языкам. Но представляешь, меня там все ненавидели. За что? Да за то, что я был единственным, кто не хотел быть овцой в этом огромном стаде безвольных бесхребетных идиотов. Они принимали решение, основываясь не на своих целях и желаниях, а руководствовались тем, что о них подумает общество — другие такие же овцы, как и они сами. Я был иным. Я всегда говорил то, что думаю, и поступал так, как велит мне сердце.