Я получил за труд лишь зоб, хворобу
(Так пучит кошек мутная вода,
В Ломбардии — нередких мест беда!)
Да подбородком вклинился в утробу.
Грудь — как у гарпий; череп, мне на злобу,
Полез к горбу; и дыбом борода;
А с кисти на лицо течет бурда,
Рядя меня в парчу, подобно гробу;
Сместились бедра начисто в живот,
А зад, в противовес, раздулся в бочку;
Ступни с землею сходятся не вдруг;
Свисает кожа коробом вперед,
А сзади складкой выточена в строчку,
И весь я выгнут, как сирийский лук.
Средь этих-то докук
Рассудок мой пришел к сужденьям странным
(Плоха стрельба с разбитым сарбаканом!):
Так! Живопись — с изъяном!
Но ты, Джованни, будь в защите смел:
Ведь я — пришлец, и кисть — не мой удел![73] Лишь благодаря самоотверженным, иногда мучительным усилиям, растянутым на годы и десятилетия, великие гении прошлого создавали подлинные шедевры, увековечившие их имена. В эпоху необеспеченных денег едва ли встретишь художника со столь же низким временным предпочтением, как у Микеланджело или Баха, готового бесконечно учиться ремеслу и оттачивать навыки. В галереях современного искусства висят работы, в которые вложено не больше терпения и таланта, чем у скучающего шестилетнего ребенка. Создание таких «шедевров» не требует особых усилий, навыков и вдохновения. Нынешние художники подменили опыт и долгие часы практики претенциозностью, эпатажем, гражданским гневом и экзистенциальной тоской, занимаясь, по сути, эмоциональным шантажом, с помощью которого публике внушают уважение к искусству. Для создания иллюзии глубины и весомости нередко добавляется еще и политический пафос, в основном марксистского толка. В лучшем случае современное искусство можно назвать «умным» или «занятным» — как шутку или розыгрыш. В нем нет ничего прекрасного или достойного восхищения, поскольку все эти произведения наспех малюют бездарные шарлатаны, которые ничему и никогда толком не учились. Современное искусство — тот самый «голый король», к которому привлекают внимание дешевыми скандалами и непристойными выходками, а ценность придают с помощью гневных обличительных тирад в адрес тех, кто его не понимает.
Когда национальные валюты пришли на смену твердым деньгам, место образованных меценатов с тонким вкусом и низким временным предпочтением заняли государственные чиновники, чья политическая платформа подчас так же сомнительна, как и художественный вкус. Предсказуемым образом красоту и долговечность вытеснила «верность партийной линии», а также готовность угождать инстанциям, которые ведают финансированием музеев, галерей, театров и прочего. Фактически эти структуры получили от государства монопольное право решать, какие вкусы считать «правильными» и какие стандарты применять в сфере эстетического образования. Свободное состязание художников и покровителей искусств подменяется «генеральным планом» в исполнении никому не подотчетных бюрократов, естественно, с вполне предсказуемыми катастрофическими последствиями. В условиях свободного рынка побеждает тот, чей продукт выше всего ценит публика. Когда победителей начинают назначать свыше, арбитрами вкуса становятся государственные чиновники. В прежние времена успех в сфере искусства зависел от мнения тех, кому удавалось накопить значительное состояние благодаря мудрости, осмотрительности и низкому временн