Он печально улыбнулся:
— Ни жены, ни детей на свободе не оставляю. А еще, я уже узнавал, мужики говорят, что если есть руки, то и в зоне прожить можно. Отсижу, выйду, дождусь Тамару…
— Будешь ждать? Серьезно?
— Очень серьезно.
— Она сейчас в твоем волжском городке?
— Да.
— Чем занимается?
— К сожалению, выпивает. Психом стала. Мне говорит: успокоюсь в мае следующего года, когда, значит, круглая дата с той ночи минет. Тогда, мол, поверю, что все забыто, брошу пить…
— Кем забыто? — спросил Чехотный. — Неужели она бы все забыла или ты?
Вышли на широкий чистый тротуар, остановились у лужи, вымыли холодной водой, уже колючей от ледка, обувь.
— Олег Иванович уже в курсе?
— Нет.
— Как он ко всему этому отнесется? Ему ведь и так досталось.
— Да, получается, что и еще достанется… Так где пистолет, Кучерявый?
— Честно скажу: не знаю, где он. Тамара заверяла меня, что выбросила ствол, но… Может, вместе с тряпками он у нее и лежит.
— Магазин снаряженный под завязку был?
— Два патрона должны были остаться.
Водитель «Москвича», парень года на четыре постарше Женьки, оказался почти коллегой: срочную служил в конвойке, после нее сразу поступил в военное училище, проучился полгода и залетел по большой пьянке с дракой.
— Что, говоришь, с женщиной твоей случилось-то? На полуслове разговор прервала? Может, обиделась на что? Бывает такое, моя тоже иногда неделями не разговаривает. Но ночами все равно дает! — Он рассмеялся.
— Нет, там что-то другое…
— Проверим, я с собой хорошую монтировку вожу.
— Что же я, тебя подставлять буду? Как-нибудь сам управлюсь.
— Ладно тебе, одна рука хуже трех, неужели в арифметике не соображаешь? Только ты заранее скажи, где дом, чтоб мы подъехали потише и машину подальше от него поставили.
Во всем дачном поселке свет горел только в окнах дома Макарова, да еще в одном, метров за триста.
Оказывается, здесь, за Москвой, днем выпал снежок и лежал теперь тонкой пленкой. От калитки до ступенек веранды шла черная тропа: значит, кто-то топал этим маршрутом. Кто-то крупный: прочитывались отдельные следы не меньше сорок пятого размера.
На окнах задернуты занавески, слабые мужские голоса доносятся из-за закрытой двери. Дверь изнутри закрыта на хлипкий крючок. Женька знал, что, кроме крючка, изготовленного из толстой, но мягкой проволоки, никаких запоров там не предусмотрено.
Водитель подмигнул Зырянову:
— На «ура» пойдем, так? Ты ногой вышибаешь дверь — и полный вперед! Погромче ори, а я монтировочкой помашу. Сколько их там есть, столько и положим, сучар! Так, ты готов! Давай!