Кукс хотел возразить, что он не согласен, что он видит даже сейчас многие несовершенства, которые можно было-бы устранить именно действием его машины, по он устал, возражал слабо, и его не слушали.
IX.
Печальная судьба «Граммофона веков».
Кукс взял изувеченный аппарат и побрел домой. Дома, ждал его Тилибом.
Кукс рассказал ему о пережитом. Тилибом выслушал и произнес:
— А ведь они правы, Кукс, Знаешь, с тех пор, как я ознакомился с работой «Граммофона веков» я потерял покой. Я грущу. Я‘часто плачу. Я начал сомневаться в тебе, в твоей дружбе. Я тебе не рассказывал, по я завел аппарат в моей квартире и услышал немало гадостей, которые ты изволил говорить у меня дома в моем отсутствии.
— А, скажи, пожалуйста, разве ты не пытался соблазнить мою покойную жену Маню?
— Да, да. Мы стоим, конечно, друг друга. Старый мир с его лицемерием, ложью, предательством и гнусностью еще не окончательно вытравился из наших душ, но не надо освежать его в пашей памяти.
Кукс молчал.
— И помимо личной мерзости, — продолжал Тилибом, — в ушах моих постоянно звучат стоны, крики, проклятия и ругань, которыми был переполнен старый мир и о которых вопиет при помощи твоей адской машины каждый камень, каждый клок штукатурки, каждый неодушевленный предмет. О, я счастлив, что «Граммофона веков» уже нет! Я прямо счастлив!
Кукс молчал.
Когда Тилибом ушел, он лег на диван в кабинете и предался размышлениям.
Изувеченный «Граммофон веков» лежал на полу. По инерции в нем двигались какие-то валики и сами собой вылетали нахватанные в разное время слова и фразы.
Старый мир дышал в машине последним дыханием, выругивался и высказывался унылыми обыденными словами своей жестокости, тоски, банальности и скуки.
— В морду! — глухо вырывалось из машины.
— Молчать!
— А, здравствуйте, сколько зим, сколько лет!..
— Не приставайте. Нет мелочи. Бог даст.
— Ай, ай, тятенька, не бей, больше не буду!
— Сволочь… Мерзавец. Меррз…
— Работай, скотина.
— Молчать!
— Застрелю, как собаку.
— Я вас люблю, Линочка… Я вас обожаю…
— Человек, получи на чай.
И так далее, и так далее.
Бессвязные слова и фразы, но одинаково жуткие, на всех языках вылетали из испорченной машины, и Кукс вдруг вскочил и начал добивать машину топтать и ее ногами, как тот революционер в Академии.
Затем остановился, поскреб лысое темя и тихо произнес:
— Да. Пусть сгинет старое. Не надо. Не надо.