>— Огнем! — крикнул Рахманкул.
>Киргиз сунул шомпол в огонь и приложил к спине крестьянина.
Один из узбеков, перегнувшись пополам, приседая на каждом шагу, подошел к Рахманкулу и прошептал:
— Таксыр, он не знает…
— А ты.. — свирепо начал Рахманкул, но узбек торопливо докончил.
— Его сын знает…
Старик поднял иссеченную голову и из глаз ненавистью облил узбека.
Сына джигиты нашли на женской половине: он спрятался за сундуками. Увидев избитого отца, сын весь осел сразу.
— Где живет урус, которому твой отец продал хлеб?
Сын молчал. Намеренно медленно Рахманкул вынул наган. Сын округлил глаза. Рахманкул с треском взвел курок.
— В тугае, — уронил сын.
— В тугае? — недоверчиво протянул Рахманкул. — Что же он там делает?
— Охотник.
— Какой? — удивился Рахманкул. — Он — солдат.
— Нет. Их трое. Охотники…
— Давно они здесь?
— С год. Ты еще не приходил.
— Почему ты не сказал мне раньше?
— Я не знал, что тебе нужно…
— А солдат где?
— Не знаю.
Сына взяли в плети. Он взвыл, упал на колени и, плача и запинаясь, рассказал, что в избушке, в тугае, было трое, а теперь четверо, и один носит солдатскую шапку.
Рахманкул не стал ждать плова. Он приказал джигиту посадить к себе на лошадь испуганного парня, чтобы тот показывал дорогу.
— Да примет худой[13]) к себе их души, — прошептал избитый старик, глядя вслед мчащимся лошадям.
Посмотрел и заплакал…
7
Федор не мог выдержать тихих этих вечеров. Сыр-Дарья по вечерам отражала закаты, и закаты были огненны. В далеких горах багровели, горели, искрились снега, к далеким, темным берегам торопил вечер день, и плакала глухим рокотом Дарья об уходящем дне.
Удилищ Федор нарезал прямых и гибких. Из хвоста возмущенного Веревкинского коня понадергал прозрачных, длинных волос и сплел упругие крепкие лесы. Проскользнула тихая и удачливая ночь. Поймал Федор и сазанов, и усачей, и даже какой-то дурашливый соменок ввалился поутру.
На рассвете Федор сидел, прилепив к подсечкам заспанные глаза. Не клевало. Он поставил удочки на живца, а сам лег спать.
Часа через три Федор проснулся, потянулся и глянул на солнце. Было около полудня. И вдруг Федор услыхал дробный, четкий чекот копыт по дорого. Он прилег. Топот близился, слышался ясно, и Федор похолодел: мимо него проскакал отряд Рахманкула. Сам Рахманкул ехал впереди на белом, высоком коне.
Всадники обогнули тугай и поехали песчаной целиной. Видно было только пыльное облако. Вот оно поплыло в сторону, пропало: отряд выехал на дорогу к избушке.
Удочки остались стоять на месте, задумчиво колыхая в воде иззубренные свои отражения, но Федора не было уже около них. Федор бросился в тугай, бежал без троп, царапали ветки волосатое его лицо. Рядом шла узкая тропинка, но она была в круговую, а Федору важен был ближайший путь.