Вся история с пароходом была скоро забыта, но она становится важной теперь, когда судьба экспедиции таким странным образом снова встала перед вниманием публики.
Скажем несколько слов о начале путешествия «Стратфорда». Теперь имеется четыре документа относительно известных нам до сих пор фактов. Первый документ — это письмо, адресованное мистером Сайресом Хедлеем его другу, сэру Джемсу Тальботу, из коллэджа Троицы в Оксфорде, и посланное из столицы Больших Канарских островов, при том, — насколько известно, — единственном случае, когда «Стратфорд» приблизился к суше, после того, как он покинул Темзу. Второй документ — странное радиотелеграфное сообщение, о котором я уже упоминал. Третий — та часть судового журнала о рейсе «Арабеллы Наульс», которая касается стекляного шара. Четвертый и последний — удивительное содержание этой стекляной оболочки, которое является либо жестокой и сложной мистификацией, либо раскрывает новую страницу в человеческом опыте, значение которой безмерно велико.
После этого вступления я приведу письмо мистера Хедлея, которым обязан любезности сэра Джемса Тальбота и которое не было до сих пор опубликовано. Оно помечено 1 октября 1926 года.
Я посылаю это письмо, мой дорогой Тальбот, из Порта-де-ла-Луц, куда мы зашли на несколько дней отдохнуть. Главный мой товарищ но путешествию — Биль Сканлан, старший механик, который, и как мой земляк, и как очень интересный человек, естественно стал моим приятелем. Но сегодня утром я все же — один, потому что у него, по его выражению «свидание с юбкой». Вы видите, что он говорит именно так, как, в представлении англичанина, должен говорить каждый американец. Его признали бы за «чистокровного». Сам инстинкт подсказывает и мне употреблять американские выражения, когда я с моими английскими друзьями. Я чувствую, что они никогда иначе не поняли бы, что и я — янки. Но с вами-то у меня не такие отношения, поэтому дайте мне тут же уверить вас, что вы не найдете другого языка, кроме чистейшего оксфордского, в послании, которое я теперь отправляю вам.
Вы встречали Маракота и знаете, что за сухарь этот человек. Я, кажется, говорил вам, как он налетел на меня, чтобы завербовать меня для этого дела. Он навел справки у старика Сомервилл в Зоологическом Институте. Тот послал ему мою дипломную работу об океанских крабах, и Эго решило все. Конечно, великолепно путешествовать с целями, которые гак отвечают моим вкусам, но я хотел бы совершать это путешествие не с такой оживленной мумией, как Маракот. Он совершенно не похож на человека своим уединением и преданностью работе. «Самое жесткое, что есть жесткого в этом мире», — так говорит про него Биль Сканлан. II все же мы не можем не восхищаться такой полнейшей преданностью работе. Для него ничего не существует вне его науки. Я помню, что вы рассмеялись, когда я его спросил, что мне читать для подготовки, и он сказал, что для серьезного изучения мне следует прочесть полное издание его трудов, а для отдыха — «Plankron-Studien» Геккеля.