Так что Иван Гаврилович теперь тоже настоящий человек.
Мирон смолк.
Еханьдя бросил на тлеющие угли ветку можжевельника. Стало еще темней. Ветка зашипела. Потом, точно кто-то мехами снизу пустил сильную струю воздуха, ветка вспыхнула, с треском выбросив вверх искряную метлу.
Лицо Мирона ярко осветилось.
— Вот оно что!.. — громко воскликнул один из «бывших людей». Он вскочил на ноги, отдавив при этом руку кому-то, лежавшему рядом с ним. Все завозились. Раздалось несколько недовольных восклицаний.
— Кто тебя укусил?
— Я вспомнил, — сказал бывший человек.
— Чего ты вспомнил? Что дома штаны забыл? — съязвил пострадавший от бурного проявления его воспоминаний.
— Я тоже видел в паноптикуме восковую фигуру этого самого Ивана Гавриловича, и историю его слышал.
— Ну и что же из этого? Мы и так знали, что Мирон не врет.
— А вот то, что вы этого Ивана Гавриловича видали живым.
— Это на льдине с Мироном, что ли? — спросил горбун.
— И на льдине, и у костра. Вот он сам здесь, — и «бывший человек» ткнул пальцем в сторону Мирона.
Мирон, точно речь шла не о нем, улыбаясь смотрел на догоравшую ветку.
2-й ВАРИАНТ.
Вопрос Мирона точно разрядил очарование, навеянное его рассказом. Последовал ряд возгласов и замечаний, в которых отразились переживания каждого слушателя и его взгляды на вопросы, затронутые рассказчиков, вопросы близкие каждому из слушателей — о деньгах и о труде. Не всем было понятно все в равной мере и каждый поэтому вывел свое заключение, но больших расхождений не было.
Еханьдя, который все время слушал, не спуская почти немигающих подслеповатых глаз, первый прервал своим писком тишину, царившую в кругу у костра.
— Миного теньга, мало работа… Моя мало работала, миного кутил — ой, плохо.
Китайцы, видимо, не представ шли себе, что значит много денег, а тем более расплывчатое представление было у них, да и у большинства слушателей, о миллионах. Один из китайцев со вздохом не согласился с Еханьдей.
— Зачим плоха… Моя харош. Деньга прятал, моя не работал, харош кушал…
— Пустяки все, — сказка, — авторитетно и с оттенком презрения заявил парень с веселыми глазами. — Вот наши миллионы. — Он повел кругом своей широкой ладонью, как бы давая понять, что его миллионы в этой крепкой ладони и в той борьбе со стихией, которую он ведет наравне с другими. Эту мысль он подкрепил словами:
— Была бы сила, а на наш век хватит миллионов.
Горбун, у которого во время рассказа глаза горели, как светляки темной ночью, остался при своем прежнем мнении:
— Эх, мне бы хоть миллиончик, я бы знал как пожить!