— Да брось ты, было б за что! Расскажи лучше, что ты знаешь про эту клинику?
— Ужасное место, — пробормотал он. — Там люди исчезают.
— Да ладно! Неужели ты веришь этим детским страшилкам?
— Моя старшая сестра там пропала. Три года назад. Она красавица была, умница, у нее по всем предметам высший балл. Гордость всей семьи, не то, что я, остолоп. Господи, да она даже больна не была — так, могла свалиться с гриппом зимой на пару дней. Родители — папа тогда еще работал в посольстве — добились направления в Шварцвальд, надеясь, что горный воздух укрепит ее иммунитет. Первые годы почти каждую неделю приходили письма, потом все реже. А потом пришло официальное извещение, что она сильно простудилась и умерла от воспаления легких. Только знаешь что? — Бруно так резко придвинулся ко мне, что я инстинктивно отпрянул — взгляд у пацана был совершенно безумный. — Вранье это все. Это бабушке они могут мозги запудрить, а меня не проведешь. Я хочу выяснить, что на самом деле произошло, понимаешь? — от волнения он сжимал мою руку — так ему важно было, чтобы я верил. Я кивнул, лишь бы только он успокоился.
Мы погасили свет, но я еще целую вечность не мог уснуть — все думал о том, сколько правды в его истории.
***
В Шварцвальд поезд прибыл только к вечеру следующего дня — мы долго стояли на каких-то запасных путях, а работники в форменной одежде носились, как угорелые, тревожно переговариваясь о чем-то. Видимо, на путях опять произошел теракт.
Настроение было отвратительным. Ночью я почти не спал: под утро проснулся в липком поту, и выполз в тамбур, чтобы не перебудить весь вагон старческим кашлем и предсмертными хрипами. Уже утром я выяснил, что дело в Бруно. Он взял с собой в клинику подушку. Набитую перьями! Когда я услышал об этом, то поначалу не поверил своим ушам. Он признался, что она пахнет, как волосы его мамы. Которая умерла год назад. Услышав это, я так и не обмолвился ни словом о ночном приступе. А в остальном он вполне нормальный, даже забавный. Похож на плюшевого медведя и верит всем небылицам, что я на ходу сочиняю.
После обеда мы пошатались по вагону, поболтали с парнями из соседних купе. Все равно заняться больше было решительно нечем. В поезде, видимо, были установлены глушилки wi-fi сигнала, так что единственное, на что годился майджет — снимать пролетающие за окном чистенькие, погруженные в дремоту городки в три улицы, с церковной колокольней, напоминающей свечу на именинном торте, и темные очертания далеких гор. От скуки я достал из дорожной сумки флейту и сыграл пару простеньких мелодий. Бруно, признавшись, что абсолютно лишен музыкального слуха, готов был аплодировать даже гаммам.