Просто за двадцать лет десятки тысяч политически активных людей прошли через лагеря и психушки (а многие все еще там находились), были высланы или сами уехали в Израиль, США, страны Западной Европы, но все те, кто на них стучал, был свидетелем обвинения в судах или был сломлен до или после ареста — все эти люди по-прежнему жили в своих квартирах, занимались своим делом и сохраняли свои добровольные или вынужденные связи. И теперь опять стали очень общественно активны. Разбираться в том, кто есть кто, никаких сил не было, к тому же мы относились к ним с жалостью и даже сочувствием — человек сам не знает, в чем и когда он окажется слаб, но это не обязательно значит, что он навсегда остается таким же. Но так или иначе в эти год или полтора, до тех пор пока общественные движения не стали поистине массовыми, а все еще оставались маргинальными, восстанавливающимися или создающимися КГБ заново (кому как больше нравится) демократическое движение в России выглядело очень странно и, пожалуй, непривлекательно, хотя там были и вполне замечательные, молодые и средних лет, люди.
Активными организаторами нового демократического движения были структуры ЦК ВЛКСМ — его бюро молодежных организаций, сотрудником которого был, к примеру, Андрей Исаев внезапно из вполне официозных комсомольцев ставший анархистом и разгуливавший по площади Пушкина под черным знаменем с черепом и костями, потом столь же внезапно ставший активным лидером якобы независимых профсоюзов (но всегда поддерживавший — несмотря на свою независимость — Шмакова), а теперь, как известно, один из руководителей «Единой России». Еще более важным деятелем комитета молодежных организаций при ЦК ВЛКСМ был нынешний вице-премьер Рогозин (руководитель международного отдела). Тогда он наряду с Баркашовым и Веденкиным любил фотографироваться в фашисткой форме, которую они называли национально русской. Гораздо более приличным, хотя тоже очень разным оказался дискуссионный клуб, созданный комитетом комсомола в ЦЭМИ (экономико-математическом институте) АН СССР, где вскоре образовалось осторожное и, конечно, поднадзорное движение «Демократическая перестройка».
Впрочем, более сообразительные комсомольские вожди в это же время брали беспроцентные кредиты в государственных банках, но даже их, как правило, не возвращали (один из них шесть раз подряд) или возвращали, когда курс рубля снижался раз в десять, становились сперва очень богатыми людьми, а после путча, с помощью Гайдара и Чубайса, — своими, доверенными миллиардерами. Это было надежнее для комсомольской номенклатуры, чем даже блистательная, но недолгая карьера их коллеги из Свердловска — государственного секретаря Генадия Бурбулиса. Как в годы расцвета советской власти из комсомольской верхушки отбирали в КГБ, так теперь в демократы и миллиардеры. Собственно говоря комсомольцами были почти все молодые люди в Советском Союзе. Но одни были пробивными, вполне беспринципными (поскольку ни в какие коммунистические идеи даже молодые люди не верили), прокладывавшими себе дорогу вверх сперва в комсомоле, а потом, где удастся или где покажут, и другие, для кого комсомол в 14 лет был бытовой необходимостью хоть как-то учиться, хоть где-то работать.