Незадолго перед тем арестованный отец Димитрий Дудко крестивший в шестидесятые-семидесятые годы тысячи московских интеллигентов и издавший за рубежом несколько богословских сочинений, будучи арестован — правда, вторично, что имеет очень большое значение, второй раз гораздо страшнее: знаешь, на что идешь, — публично раскаялся в газете «Вечерняя Москва» в своих якобы антисоветских идеях, внушенных ему ЦРУ и, главное, выдал КГБ многих своих духовных детей, самоотверженно и с большим для себя риском ему помогавших.
Но вернусь к документам, опубликованным в «Гласности», большей частью подписанных полковником КГБ А. Плехановым («Комитет по делам религий») и адресованным в ЦК КПСС о доверительных его беседах с митрополитом Крутицким и Коломенским Пименом (будущим Патриархом) и митрополитом Ленинградским и Таллинским Алексием (следующим за ним Патриархом). Читая, приходишь к выводу о том, что оба они — в необычайно доверительных отношениях с полковником КГБ — сообщают ему друг о друге, а также о других иерархах и священнослужителях русской православной церкви, даже интимные подробности их поведения и частной жизни. К тому же Плеханов составил и сопроводительную «справку» о будущем патриархе Пимене, из которой следует (Крахмальникова справедливо оговаривается в предисловии, что мы не можем быть уверены — не фальшивка ли это КГБ), что Извеков С.М. — Митрополит Пимен дважды дезертировал из советской армии, второй раз в годы войны в чине майора. За это был осужден и отбывал наказание, но скрывал это и жил по подложным документам.
Публикация «Гласности», естественно, была скандальной, именно эту часть тринадцатого номера (а не статью Селюнина) пришлось допечатывать отдельным тиражом.
Через несколько лет, проводя конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра» от бывшего прокурора города Москвы по надзору за следствием в органах КГБ Владимира Голубева я услышал любопытный рассказ:
— Пришли ко мне в восемьдесят седьмом году сотрудники КГБ с просьбой санкционировать арест Григорьянца за клевету на советский общественный и государственный строй. Принесли номер «Гласности» с материалами о патриархии. Я ознакомился с ними и спросил: «Ну а доказать, что Пимен не был дезертиром, вы можете?». «Ну кто же это доказывает…» — услышал в ответ и отказал в возбуждении дела. Через полгода я был уволен, но я и сам не хотел там больше работать.
Вполне очевидно, что именно тогда начал осуществляться проект глобальной борьбы с нашим журналом — один из крупнейших из замыслов КГБ по линии «А» (Активные мероприятие и дезинформация), но и не только по этой линии. Впрочем, как писал об «активных мероприятиях» бывший резидент КГБ в Токио Анатолий Левченко: