– Я и не собирался, – сказал Ашкенази, но выражение его лица говорило об обратном. Конечно, он отдал бы деньги, лишь бы второе завещание не было оглашено!
– Розена искать все равно нужно, – сказал инспектор Хутиэли час спустя, когда Беркович доложил о своих выводах. – У шантажистов всегда одна альтернатива. Либо они получают деньги, либо идут в тюрьму. Денег Розен не получит, это ясно, остается тюрьма…
У Берковича было плохое настроение. Точнее, он сам говорил всем, что у него плохое настроение – если, конечно, кому-нибудь приходило в голову поинтересоваться, отчего сержант посреди рабочего дня неподвижно сидит перед компьютером, не нажимая на клавиши и даже не пытаясь хотя бы для вида перелистывать страницы текста, вызванного на экран.
– Плохое настроение – это, конечно, достаточный повод для безделья, – пробурчал младший инспектор Горелик, входя в кабинет и передавая инспектору Хутиэли папки с законченными делами. Горелик недавно получил повышение и опять, как в прежние времена, когда Беркович был стажером, считал для себя возможным указывать младшему коллеге, что ему надлежит делать.
– Борис работает, – усмехнулся Хутиэли. – Я дал ему задачу, и он весь погружен в решение.
Горелик не счел возможным спросить, о какой задаче идет речь, но подумал, что никакую задачу не решить, если пялиться в экран. Двигаться нужно, ногами шевелить, руками, иногда – мозговыми извилинами, без этого тоже нельзя. Когда сидишь неподвижно, мысли тоже застывают, это младший инспектор Горелик знал из собственного опыта: когда он вечерами садился перед телевизором и начинал пристально вглядываться в мелкающие изображения, бег мыслей мгновенно прекращался, и возникало единственное непреодолимое желание – спать, спать… По мнению Горелика, именно это сержант Беркович и делал посреди рабочего дня – спал на рабочем месте с открытыми глазами.
– Все, – произнес Беркович, когда за Гореликом закрылась дверь. – Я знаю решение.
– Ну-ну, – заинтересованно сказал Хутиэли.
– Хомицер не убивал Баркана, он лишь придушил его немного, а тот умер от сердечного приступа.
Речь шла о двадцатилетней давности деле об убийстве Давида Баркана, первом деле, которое в свое время распутал молодой еще Хутиэли.
– Молодец, – уважительно произнес инспектор. – Сорок минут! Мне понадобилась неделя, чтобы сделать такой же вывод.
Беркович не успел поблагодарить за похвалу – зазвонил телефон, и Хутиэли поднял трубку. Выслушав собеседника, инспектор помрачнел.
– Сейчас мы выедем, – сказал он. – Да, вдвоем: я и сержант Беркович… Поехали, Борис, по дороге расскажу, что случилось.