-- Что это,-- удивился я ей,-- ты записала какую-то мысль?
-- Нет,-- ответила Л.,-- я вспомнила, что хозяин отвесил сегодня нам 12 кило картофеля, и хозяйка дала 3 кружки молока: я и записала.
-- Но ведь ты перед этим сказала, что тебя поразила какая-то мысль.
-- Милый мой, я тебя так люблю и мысль моя такая большая, что записать о картофеле ничуть не мешает.
-- Какая же все-таки мысль? -- настаивал я.
-- Раскрыть корни желания "быть как все хорошие люди" из твоего рассказа "Художник". А то люди после нас могут этих слов твоих не понять: "Зачем вам быть как все,-- скажут они,-- если вы же сами всю жизнь только и делали, что стремились к небывалому и то, что у всех, разрушали?"
Я понял ее и ответил:
Я тоже никогда не расстаюсь с большой любовью к тебе, когда целую твои колени".
"Это было тому назад недели две, когда в лесу оставалось еще много снега. Случилось как-то зимой, по лесной опушке, глубоко осаживая рыхлый снег, прошел, наверное, с большим трудом человек. Эти следы сильно расширились при таянии снега, после того, как весь снег вокруг растаял, оледенения огромные остались -- тумбочки по всей опушке леса.
Следы гигантского человека еще стояли по всей опушке, когда уж и бабочка лимонница зашевелилась под старой листвой, когда прилетели трясогузка и зяблик. Одна трясогузка даже уселась на след и с одной ледяной тумбочки перелетела на другую.
-- А сам-то человек, может быть, и умер давно?
-- Очень может быть,-- ответила Л.,-- сам человек, умер или жив, в том и другом случае не знает ничего о своих следах и не интересуется ими.
-- Вот,-- сказал я,-- только тем писатель отличается от всех, что интересуется своими следами".
Непроторенный путь
"После утреннего большого подъема любви Л. стала мне как будто беременной, и я водил ее под руку осторожно с редкими словами.
Мы шли по березовой роще, нам мешали сучки под ногами и неосторожные слова, как сучки, и раз я даже чуть-чуть не упал. А то было она покачнулась на мостике из бревна, и я успел поддержать ее. Путь наш был непроторенный, не дорожками...
Зимними морозами убило все сады, и вот когда все вокруг зеленеет, наша деревня стоит в неодетых черных садах.
На опушке, в не закрытой зеленью сухой листве, в солнечных лучах сверкнула сороконожка и, живая, быстрая, понеслась с листка на листок, то скрываясь, то снова сверкая.
Сороконожка и та сверкает,-- сказала Л.,-- а я почему-то должна всю жизнь ходить в сером среди серых людей.
Наша работа над дневниками в полном ходу, и материалы притекают по трем руслам: 1) Большой дневник как форма нашей идеи. 2) Рассказы "Фацелия" и 3) Календарь.