|
Тщеславен ли я? Вот горе, что вся гордость моя опирается на то, что я, среди множества пузырей славы, направляю все свои моральные силы на охрану "единственного", я в искусстве как самая чистая девушка, а Л. иногда принимает это за самовлюбленность, бахвальство и пр. И пусть не всерьез, но даже в шутку нельзя так думать обо мне.
У нее неверное понимание меня в отношении моего таланта, мне кажется, что я совсем свободен от тщеславия, и сержусь,лишь когда меня не понимают. Оназарубила себе на носу, что я самолюбец, и при случае будет меня этим колоть.
Спрашиваю себя, вполне ли я освободился от тщеславияи,казалось мне, вполне; но, вспоминая боль, когда меня ставят в один ряд с пошляками, вспоминал обиды умолчания и т. п. Впрочем, думаю, что чувствительность эта еще не означает тщеславия. Самый факт, что признание моей любви Лялей мне значит много больше, чем признание моих успехов в литературе, указывает на в значительной степени преодоленную мною зависимость от славы. И вообще, если мне в чем-нибудь каяться, то надо каяться, прежде всего, в слабости сознания своей вины (греха).
До известного возраста человек дорожит чужой мыслью и всасывает в себя чужое. Но с какого-то времени всякая чужая мысль входит не в открытые ворота, а стучится, и ее впускают лишь после проверки:какая это мысль и есть ли в ней толк и надобность. Тогда наступает время, когда господствует твоя ревнивая мысль, и человек высшей нормой своей считает требование быть самим собой.
И этот период существует лишь для подготовки к выбору вне себя лежащей Мысли, которой человек предается.
Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Влияние всех и всего на себе испытываю в огромной степени. Ко всякому влиянию отношусь с благоговением, смирением, почтением. Я доверяю всем, как большая река доверяет влиянию в себя рек болотных с черной водой, с берегами в ядовито-ярких желтых цветах, рек малых с голубой водой, с песчаными берегами и незабудками, и рек, отравленных фабричными отбросами. Большая река все принимает, и большой реке от этого становится ни лучше, ни хуже. У нее своя вода, свое устремление.
В этом отношении я счастлив тем, что, не хвастаясь, могу сказать о себе: я, как большая река, принимаю в себя с готовностью всякое влияние. И больше -- в этой готовности принимать влияния я вижу и основную силу своего русского "рода-племени": все воды, прибегающие к ней, донести в океан.
Я в свое время получил от Е. П. понимание и признание за лучшее во мне -- детскую простоту души. Она это ценила по тому глубокому народному чувству собиравшему вокруг старцев верующих людей. За это я все в ней терпел, все прощал до тех пор, пока не увидел, что это чувство в ней умерло и, напротив, явились жестокость, злость, эгоизм. А случилось с нею это уже давно. Я бы это готов был перенесть и перенес бы, если бы не ее чудовищное выступление против меня с угрозой доноса на Л. Хорошо понимаю теперь, чем особенно дорога мне Л. Тем именно, что ценит во мне ту детскость души, как и Павловна ценила, но готова быть в любовном общении со мной до конца.